– Да, это правда.
В тот же день Александр написал письмо отцу в Новгород о том, что хочет жениться на крестьянской девушке и просит благословения. Уехав из дома, он чувствовал себя отделенным от семьи и не видел причин для отказа. Его будущее с Катериной представлялось исключительно счастливым.
Дни летели незаметно: шел покос, начали уборку озимых хлебов. Влюбленные, хоть и кратко, виделись каждый день: Александр привозил букеты полевых цветов, в сумерках гулял с Катериной по парку.
Николай же засел в кабинете. Ни солнце, ни отменная погода, ни хороший урожай его не радовали. Углубился в чтение и приказал приносить еду в кабинет. По ночам мучила бессонница.
Николай завистливо наблюдал за влюбленными из-за портьеры, и темные мысли обуревали его. Невыносимо было видеть чужое счастье. Порывался идти к Катерине, снова объясняться, убеждать ее, говорить, что он любит сильнее Александра. Но это же смешно. Как измеряется любовь? Как доказать, что чьи-то чувства сильнее? Да и какое право он имеет вставать между ними? Александр женится на ней. А он, Николай, мог только сделать ее любовницей, опозорить перед всеми!
После Ильина дня налетели грозы. Небо сверкало, страшный грохот доносился со всех сторон: Илья-пророк на колеснице едет. Идя вечером по коридору на кухню, Катерина встретила Клопиху. Та возвращалась со двора – страшно боялась грозы и выставляла за порог кочергу, чтобы молния не ударила в дом. Клопиха грозно двинулась на Катерину и зашипела:
– А жених-то твой знает, что ты с барином путалась?
Катерина отшатнулась:
– Неправда это!
– Правда, правда, – сладким дребезжащим голосом продолжила экономка. – Мне ли не знать. И мать его, Татьяна Васильевна, меня просила за тобой присматривать, чтобы лишний раз хвостом не крутила.
– Да что ж это?
– Пустили лису в курятник. Так я и знала – беды не миновать! – грозно махала руками Клопиха.
– Не виновата я ни в чем!
– Ты думаешь, так просто Анна Ивановна уехала? Прознала про ваши шашни и не снесла, голубушка, – Клопиха театрально прослезилась. – Мало ты их семью крепкую разрушила – вон в церкву почем зря ходишь, а там говорят: что Господь сочетал, то человек да не разлучает. Блудница – вот ты кто! А теперь на управляющего нашего нацелилась, все тебе неймется!
– Что я сделала? За что меня? – заплакала Катерина.
– Я все ему расскажу, управляющему, уберегу от тебя, змеи поганой.
Катерина опрометью побежала по коридору обратно в комнату. Вслед ей неслись угрозы экономки: «Я все ему расскажу, все! Благодарить меня будет, в ноги кланяться».
Катерина решила, что лучше ей самой открыться Александру, все без утайки ему рассказать. Она пыталась подобрать правильный момент, когда они оставались наедине, но Александр всегда пребывал в приподнятом настроении, мечтал об их будущей жизни, и Катерина никак не решалась начать этот разговор.
На Успение, в престольный праздник, в Бернове устроили ежегодную ярмарку. Несмотря на самый разгар страды, крестьяне, как давно повелось, гуляли три дня. Широкая «ярманка» расплеснулась прямо в центре села, возы выстроились на площади перед церковью вокруг памятника Александру II. Тут и там кружились привезенные по случаю передвижные карусели, гармонисты заливались, не умолкая, заглушая крики назойливых зазывал и коробейников. Берновские крестьяне в праздничной одежде водили хороводы, пели и танцевали. Босые деревенские дети мусолили выклянченные у родителей баранки и подбирали под возами куски бечевки, бумаги и цветные обертки от конфет. Торговали прямо с обозов: табаком и воском, медом и конопляным маслом, кофе и чаем, пивом, вином и квасом, конфетами и пряниками, сахаром и солью, деревянной посудой, шапками и рукавицами, сапогами и кожами. Здесь же трудился сапожник, починявший прохожим старые сапоги. Чуть поодаль сновали приезжие торговцы вперемешку с крестьянами: продавали, придирчиво осматривали и покупали домашний скот: усталых от летних работ жилистых лошадей, бодливых грустных коров и грязных, заросших навозом овец. Здесь божились, плевались, били по рукам и дрались. Тут и там побирались калеки, невесть как добравшиеся в этот не самый ближний кут Тверской губернии.
Александр и Катерина неспешно прогуливались между рядами и ели только что купленные имбирные пряники.
«Пирожки горячие с солью, перцем и собачьим сердцем!» – доносилось откуда-то.
Катерина заметила, как завистливо смотрят им вслед и цокают языком торговки. А что? Теперь они – пара, пусть и сговора пока не было.
Заметив щуплого татарина, торговца чаем и кофе, Александр сказал:
– Надо бы кофе по случаю прикупить? Как раз запас в усадьбе закончился – Клопиха говорила.
Катерине стало приятно, что он интересуется ее мнением, словно они уже женаты и покупают этот кофе для себя.
Узнав, что молодая пара хочет купить целый мешок, торговец расплылся в широкой белозубой улыбке и стал рассыпаться в любезностях:
– Сразу видно, жених и невеста. Ай-ай-ай! Какая красивая пара! – и наклонился, подмигивая, к Катерине: – Подвезло тебе, девица, хозяйственный у тебя жених!
Татарин тонкими смуглыми пальцами зачерпнул из мешка, на котором сидел, пару зерен, всыпал их в небольшую медную мельницу, ловко закрутил ручкой и вытряхнул ароматный коричневый порошок в ладонь Александра.
– Вкусно, а? – довольно захохотал тоненьким голоском торговец.
– Не поспоришь.
Александр дал вдохнуть кофейный аромат Катерине и ласково притронулся ржаво-коричневой пыльцой к ее носу. Катерина засмеялась, вытираясь платком.
– Какой шутник! – застрекотал татарин. – Ну что, берешь?
– Беру, но сперва развяжи мешок.
Торговец, разведя руками, мол, что еще за недоверие, распутал бечевку и раскрыл мешковину. На волю вырвался знакомый пряный аромат. Но Александр на этом не успокоился: сняв пиджак и засучив рукав рубашки, полез рукой на дно мешка.
– Нет, так нельзя! Не пачкай товар! – засуетился и забегал вокруг щуплый татарин, хватаясь за бритую голову.
Не слушая его причитаний, Александр пошарил по дну и сунул торговцу добытые зерна:
– На, теперь мели!
– Чего молоть-то? Такие же – не видишь, что ли? Хоть ты ему скажи, – беспомощно заморгав глазами, торговец уставился на Катерину.
– Правда, такие же, Саша.
Катерине стало жаль маленького торговца.
– Мели, говорю, – не отступал Александр.
Торговец все еще сопротивлялся:
– Так я на вас, проверяющих, весь свой кофий переведу, а он вона сколько стоит!
Но Александр остался невозмутим:
– Мне урядника позвать?
Татарин весь съежился, как от удара, чуть ли не в два раза уменьшившись в размерах:
