– В Петрограде переворот, революция! – закричал Петр Петрович, увидев Николая.
Николай опешил:
– З-забастовка?
– Революция, Николай Иванович, самая настоящая революция! Царя свергли. Дума распущена. Теперь – Временное правительство!
– А что ж теперь будет? Что за революция такая? – Катерина, стащив платок, не раздеваясь села на скамейку.
Агафья с Кланей выли.
– Революция – это когда был царь, а теперь одним махом раз! – и нет царя. А что дальше – никто не знает, – признался Петр Петрович.
Николай сел за стол.
– Агафья, налей! – скомандовал он.
– Всем налить? – Агафья с сомнением поглядывала на Ермолая с Кланей.
– В-всем налей!
– Так ведь запрещено.
– С-сказал – н-налей, – отрезал Николай.
Агафья метнулась в погреб, откуда принесла пыльную довоенную бутылку водки и небольшую плошку квашеной капусты. Катерина тем временем достала из буфета и поставила на стол рюмки.
– Так, может, войне конец? – с надеждой спросила Катерина. – Муж скоро вернется?
– Откуда это все п-пришло, Петр Петрович? – спросил Николай.
– Железнодорожник из Высокова принес – говорит, у них там отдельная линия связи, так вот пришло послание от какого-то революционера Бубликова.
– От к-кого? Ах, от Бубликова! Ну, если что-то там и есть, то царь введет войска и м-мигом закончит этот переворот, вот что я думаю, – с облегчением сказал Николай.
Петр Петрович нервно замахал руками:
– Из Старицы тоже подтвердили – это не шутка и не слухи. Петроградский гарнизон на стороне Временного правительства, рабочие бастуют. Весь город в красных флагах. Много жертв, беспорядочная стрельба на улицах – убивают офицеров.
Катерина побледнела и зажала рот руками.
– Немыслимо! – сказал Николай. Он знал, предчувствовал, что зреет что-то нехорошее, неотвратимое, но и представить себе не мог, что все может зайти так далеко.
– А кто же возглавляет правительство? – пришел наконец в себя Николай.
– Князь Георгий Львов, – сказал Петр Петрович.
– К-который председатель Земгора?
– Он самый.
– Невероятно!
– В чем же ж революция, если во главе князь? – шепнул Ермолай.
– Как же мы без царя-то, – растерянно хлопала ресницами Кланя.
– Все мы теперь пропадем, как овцы без пастуха, – поддержала ее Агафья, – конец света настает.
Бабы снова завыли.
– Ч-что же с армией? – не обращая на них внимания, спросил Николай.
– Не могу сказать, – развел руками Петр Петрович.
– Я с-сейчас же должен вернуться в Ревель! Надо с-сдержать бунт!
– Николай Иванович! Опомнитесь! – закричала Катерина.
Николай вскочил и, хромая, стремительно заковылял вверх по лестнице, но внезапно споткнулся, оступился и со страшным грохотом скатился вниз.
Все бросились к нему. Николай лежал на полу и стонал. На его фронтовых шароварах проступили пятна крови.
– Раны открылись! Надо срочно оперировать! – определил Петр Петрович.
– Здеся? – растерялась Агафья.
– В операционной, конечно, в лазарете! Не на кухонном же столе? – обиделся врач.
– Ермолай, живо запрягай сани! – скомандовала Катерина и побежала в переднюю за шинелью Николая.
Через несколько минут Петр Петрович и Ермолай под руки вывели Николая и положили его в сани, укрыв сверху шкурой.
– Я с вами! – Катерина решительно набросила на себя тулуп и тоже собралась сесть в сани.
– Катерина Федоровна, – преградил ей дорогу Петр Петрович, – там операционная, Вера будет ассистировать. Вам там нечего делать, поверьте. Еще в обморок упадете от чувств.
Николай тихо стонал в санях.
– А вдруг он умрет, там, без меня?
– Я, между прочим, еще ж-жив и все с-слышу, – отозвался с саней Николай. – Подойди ко мне, – позвал он Катерину.
Катерина склонилась к Николаю, нервно перебирая руками сбившийся на шее платок. Испугалась, что больше никогда не увидит его. Хотела броситься к Николаю, обнять, но понимала, что так нельзя – на виду у всех.
– П-послушай, это всего лишь нога. Пара осколков. Вот, может, Петр Петрович их вытащит – и я к-как новый прыгать буду?
– Страшно мне за вас, – призналась Катерина.
– Отрадно мне это с-слышать, Катя. Ну, и-иди. За детьми присмотри. Я за все спокоен, когда ты здесь.
– Все, едем, немедля! – вмешался Петр Петрович.
– Как же так, Петр Петрович, без благословения, не соборовавшись? – не успокаивалась Катерина.
– Нет на это времени, Катерина, вдруг осколок сдвинется и артерию заденет?
– Скорее, скорее, – прошептала Катерина. – С Богом, Николай Иванович! – закричала она вслед, крестя сани, которые, набирая ход, уже заскользили вниз по холму к лазарету.
Николай очнулся уже в палате, как только действие хлороформа закончилось. Бедро болело, но терпимо. Николай приподнялся на локтях, чтобы посмотреть, не ампутирована ли нога, – и с облегчением отметил, что обе ноги на месте. Кто-то из ходячих раненых, заметив, что Николай очнулся, позвал Петра Петровича. Врач торопливо вошел в палату.
– Операция прошла успешно, все осколки я извлек, – доложил Петр Петрович, закрывая дверь палаты.
– Я буду х-ходить? – нетерпеливо спросил Николай.
– Хромота, к сожалению, останется: мышцу пришлось сильно иссечь, но другого выхода не было – иначе я не мог извлечь осколки.
– П-понимаю, – расстроился Николай. До последнего надеялся, что хромоту можно вылечить. Перспектива остаться калекой на всю жизнь угнетала.
– Будем вести без ушивания, – продолжал Петр Петрович, – необходимы промывания карболовой кислотой и повязки с ихтиоловой мазью и ксероформом.
– С-скоро домой? – перебил его Николай, которого не интересовали подробности лечения. Ему хотелось поскорее оказаться дома, в родных стенах.
– Через пару дней можно вас перевезти, как только состояние раны не будет вызывать сомнений.
– Что там в П-петербурге? Какие новости?
Петр Петрович посмурнел:
– Обрадовать вас нечем: в Твери тоже революция, губернатора убили. Вся власть у Временного правительства.
Ошеломленный Николай привстал на кровати:
– К-как? Бюнтинга? Николая Георгиевича? Я лично знал его! Моя м-мать дружила с его матерью!
Вошла Вера.
– Вера, Вера! Ты знаешь про Бюнтинга? Ты же т-тоже знала его?
