– Да, Николай. Такое несчастье, – глаза Веры наполнились слезами. – Его арестовали солдаты, вели по Миллионной, а потом, потом… – Вера заплакала.
Петр Петрович обнял Веру за плечи, прижал к себе:
– Рассказывают, что один из солдат ударил его прикладом по голове, – продолжил он вместо Веры, – губернатор упал, тогда толпа набросилась на него. Его били, терзали, раздели и голого за ноги потащили во дворец.
Вера зажала уши, плечи ее тряслись от рыданий.
– Боже мой! – воскликнул Николай.
– Но он успел исповедаться у преосвященного Арсения, видно, чувствовал близкую кончину, – сказала сквозь слезы Вера.
– К-какое зверство!
– В Твери погромы, повсюду пьяные солдаты, лавки разграблены, есть убитые, – добавил Петр Петрович.
– Что же б-будет? Что делать?
– Никто не знает, что дальше. Крестьяне говорят, что, раз царя нет, будут землю делить, – тихо сказала Вера. – Теперь введены новые порядки: солдат называют на «вы», разрешили курить на улицах.
– К-кто? Кто это разрешил?
– Новый военный и морской министр – Гучков. И мы теперь в лазарете тоже должны… – Петр Петрович выразительно посмотрел на Николая, – ради спокойствия наших близких…
– Да-да, к-конечно, – задумчиво пробормотал Николай.
«Боже мой, – думал Николай, когда Петр Петрович и Вера оставили его одного в палате, – ведь никто и предположить не мог, что может разразиться такая катастрофа! И последствия ее будут огромны, да, огромны! Вероятно, никто даже вообразить себе сейчас не может исхода случившегося! Война будет проиграна – это очевидно. Но что дальше? Нас захватит Германия? Надо придумать, как спасти детей и Катерину».
Через несколько дней Николая в повозке перевезли в усадьбу. Ехать было всего ничего, но мартовский снег на дорогах уже растаял – повсюду царили бездорожье, слякоть и грязь, которые с трудом преодолевал Ермолай, – ему несколько раз приходилось вылезать и, матерясь, толкать повозку руками.
Навещая Николая в лазарете, Катерина вспомнила, как именно здесь впервые увидела кино – для раненых воинов как-то привезли передвижной кинематограф. Фильм «Песнь торжествующей любви». Назвали режиссера – Евгений Бауэр. Катерине вдруг почудилось тогда, что, кроме войны, бесконечных мыслей о муже, о фронте, забот о детях и хозяйстве, существовала какая-то другая жизнь. И жизнь эта могла быть прекрасной, несмотря на то, что происходило вокруг в разрушающемся, распадающемся на куски, мире. Катерина тогда словно впала в счастливое забытье, находясь в ожидании лучшего. Она пребывала в уверенности, что война вот-вот закончится и Александр, живой и невредимый, вернется домой к ней и к подрастающему Саше.
Добравшись наконец до усадьбы, Ермолай довел Николая до спальни. Катерина сейчас же принесла склянку с приготовленным раствором карболовой кислоты и бинты, чтобы промыть раны.
Николай жестом остановил ее:
– Я с-сам все сделаю!
– Ну же, Николай Иванович!
– Оставь все и иди. Не обижайся – г-голова болит.
– Послать за доктором?
– Н-не надо, само пройдет.
– Позвольте же мне. – Катерина разложила бинты и села рядом на кровать.
– Если тебе не п-противно, – Николай отвернулся.
– Мне? Нисколько! Мне даже приятно за вами ухаживать. – Катерина приподняла край одеяла, открыла ногу Николая, сняла повязку, стала обрабатывать раны антисептиком и смазывать их ихтиоловой мазью. – Раны совсем не гноятся. Скоро, наверное, вам можно будет ходить.
– Ты х-хотела сказать, «х-хромать».
– Ну полно вам, Николай Иванович. Петр Петрович говорит, что и на лошади ездить будете, и на охоту ходить. Все наладится – дайте срок.
– Что слышно на селе?
– Говорят, солдаты кое-какие стали возвращаться с войны, – потупила глаза Катерина.
– Ждешь, что и Александр вернется?
– Жду, как не ждать? Что еще мне остается?
– Даст Бог – вернется.
– Каждый день молюсь, чтоб вернулся.
– А если не вернется, Катя?
– Все равно ждать буду, до самой моей смерти! – гневно вспыхнула Катерина и выбежала из комнаты.
«Счастливчик…» – прошептал Николай.
Был конец апреля. После Светлой седмицы холода закончились, уступив место настоящей весне и хорошей солнечной погоде: трава изо всех сил пробивалась сквозь пожухлую прошлогоднюю листву, которую с осени никто не убрал, птицы, как год назад и сто лет назад, очумелые и счастливые, летали туда-сюда, торопясь выстроить свои гнезда. Казалось, что все разговоры про революцию – страшный сон, которому не суждено было сбыться. Жизнь как будто снова шла своим чередом. Николай поправлялся, меньше хромал и почти перестал заикаться. «Может, революция останется в городе и до нас, деревенских, не дойдет», – думала Катерина.
Катерина вешала белье: отжимала натруженными, покрасневшими руками, несколько раз резко встряхивала и наконец вешала на веревку. Вдруг она почувствовала чей-то тяжелый взгляд и обернулась – прислонившись к дереву, на нее исподлобья смотрел Митрий. Красивый, видный, он, зажав винтовку под мышкой, неторопливо скручивал цигарку, тихо насвистывая себе под нос.
– Ну что, ты теперь солдатская вдова? – сказал он вместо приветствия, будто они лучшие друзья и виделись только вчера.
– Я не вдова – жив мой муж! – со злостью вскинулась Катерина.
– Да? А я слыхал, что пропал он и не пишет тебе с начала войны. А может, демобилизовался себе спокойно в своем Новгороде и с другой кралей живет-поживает, добра наживает? – Митрий захохотал и сплюнул на землю.
– Откуда ты взялся здесь? – Катерина не хотела показать, что его слова задели за живое. Нет, не боялась, что Александр в Новгороде, она опасалась, что его нет в живых, поэтому нет вестей. Эта мысль парализовала, не давала дышать, но она не хотела, чтобы этот ненавистный человек заметил ее волнение.
– Политических отпускали, и я вместе с ними. Я тоже политический, – подмигнул Митрий и важно помахал удостоверением.
– Некогда мне тут с тобой. – Катерина вытерла мокрые руки об фартук и засобиралась уходить.
Митрий перегородил ей дорогу и заговорил сбивчиво, вполголоса:
– Баб сколько хочешь, и силою, и ласкою, а настоящей что-то не видать.
– Мне-то что до того? – все еще хотела вывернуться Катерина, но Митрий не отступал.
– Ну приходи ко мне, а? Добром прошу! А не придешь – все равно моя будешь! Погоним мы помещика, хутор твой тоже отымем – сама придешь, просить будешь!
– Век этому не бывать! А ну дай пройти! – Катерина смерила его взглядом.
Митрий на миг оторопел от этой неожиданной жесткости и отступил. Катерина уверенным шагом пошла к усадьбе.
