Анна и Николай сразу же понравились друг другу. Николай тут же потерял голову от красавицы с меланхолично-грустными глазами. Он не ухаживал так же замысловато, как Левитин, не разбирался в искусстве, но был прямолинеен, настойчив и надежен. И Анна влюбилась.
Татьяна Васильевна Вольф вышла замуж очень рано – четырнадцати лет (шутили, что невесте в приданое дали кукол). Узнав о выходке мужа, сначала вспылила, но потом рассудила, что любимому сыну уже двадцать пять и пора бы жениться, а Бобровы – родство подходящее, и одобрила невесту.
За год до этого произошла неприятная история, которая и подтолкнула Татьяну Васильевну к решению: Николай влюбился в дочь очень богатого московского купца Евлампия Никитина и собрался жениться. Мать возмутилась: «Чтоб моей невесткой стала какая-то Никитина, да еще Евлампиевна? Век такого не будет, чтобы мы, Вольфы, Архаровы, родственники Муравьевых и Полторацких, с «аршинниками» породнились!» Устроила такой скандал, что больше Николай о женитьбе на Никитиной даже не заикался, но Татьяна Васильевна все равно опасалась, как бы сын снова не взялся за свое и сам не посватался к купчихе. А тут как раз удачно подвернулась Боброва.
Через месяц после сватовства сыграли свадьбу. Иван Иванович и Иван Петрович радовались и утирали друг другу слезы радости. А еще через месяц со старшим Вольфом случилась водяная
[13], и он вскоре умер.
Но на этом несчастья семейства не закончились, ведь только после смерти Ивана Ивановича, к общему удивлению, выяснилось, насколько запущены были дела Вольфов. Николай долго разбирался с душеприказчиком и в конце концов, скрепя сердце, продал семейный дом в Москве и заложил усадьбу и землю в Бернове в Государственном Дворянском земельном банке. Это помогло ему расплатиться с долгами и окончательно разделить имущество между наследниками.
Николай переехал с молодой женой в поместье, где провел детство, – в Берново. Праздную жизнь вести не стал, а сразу занялся имением и избрался членом Старицкой уездной земской управы.
И уже совсем скоро чувства влюбленных обернулись разочарованием: всем окружающим, а потом и самим молодоженам стало понятно, что они друг другу не подходили.
Оказалось, что здоровье Анны, до замужества не бывавшей в деревне, совершенно не приспособлено для сельской жизни.
Каждый раз, когда она покидала дом, ей становилось то слишком жарко, то холодно, то кружилась голова, то до волдырей кусали комары и мошки. Выйдя в парк, она жаловалась, что «сыро», и торопилась вернуться. В комнатах не выносила сквозняков, даже летом ей все время казалось, что откуда-то тянет холодом. Фортепиано в усадьбе было совсем расстроенным, и, ввиду финансовых неурядиц, в ближайшее время сложно было рассчитывать на новое. Анна целыми днями оставалась одна, не зная, чем себя занять. Она отчаянно хотела внимания Николая. Но он все время ускользал.
Николай вырос в деревне, любил долгие пешие прогулки, катания на санях и летние купания в холодной Тьме. Он задыхался в душном закупоренном доме и изо всех сил рвался на вольный воздух.
В дальнем конце парка стояла большая резная беседка, построенная еще отцом. Как только заканчивались холодные ночи, Николай перебирался туда, из его кабинета перекочевывали шкаф с книгами, любимый диван и, конечно же, селилась его собака. И Анна к ней ревновала.
Анна видела охлаждение мужа, но ничего не могла поделать и мучилась виной оттого, что не оправдала его ожиданий. Прочитанные романы внушили: отношения с мужем должны быть страстными, но она имела слишком спокойный темперамент. Не знала, какой еще способ изыскать, чтобы муж дольше бывал с ней. Поначалу, из-за частых болезней, хотела, чтобы он сидел у постели и держал ее за руку – она видела в этом проявление нежности и заботы. Николай же торопился в Земство или по усадебным делам, или, смирившись, с тоской глядел в окно в парк. Он жалел Анну, но в то же время злился.
Сестра писала ей:
«Mon Annette aimée
[14]!
Ты непременно должна заставить твоего Nicolas завоевать тебя. Только так ты сделаешься дорогой ему, превратишься в завоеванный трофей! Здесь, в Москве, дамы не упускают возможности подразнить своих maris
[15]. Таков свет!
Ta soeur et ta copine, Marie
[16]».
После таких писем Анна менялась: внезапно становилась холодной и отстраненной – тогда обеспокоенный муж пытался угадать причину. Но, убедившись, что это какая-то очередная выдумка, целовал жену в лоб и поспешно уходил. Перемены в настроении, истерики, раздражительность постепенно становились нормой для той спокойной и сдержанной Анны, которую полюбил Николай.
Он не узнавал ее в этой новой, постоянно недомогающей и нервозной женщине. Мечтал во всю прыть скакать с женой на лошадях по заливным лугам, смеяться в голос, гулять рука об руку по летнему, исходящему пряными запахами полю, ломать жаркий свежеиспеченный хлеб и кормить ее, смеющуюся и беззаботную. А главное – свою, теплую, родную. Теперь он винил себя: жена не по своей воле переехала в деревню и не так представляла свою замужнюю жизнь, не собиралась разлучаться с семьей.
Стало еще хуже, когда Анна забеременела. Ее мутило, она жаловалась и обвиняла: «ты меня не любишь», «ты хочешь моей смерти», «ты не желаешь, чтобы этот ребенок родился», «я тебе нужна только для того, чтобы родить наследника».
Николай молча выносил упреки, лишь изредка советуясь с матерью. Мудрая Татьяна Васильевна отвечала: «Дай ей забаву, и она от тебя отстанет». Так в доме появился рояль – скромный «Мюльбах», а не роскошный «Беккер», к которому Анна привыкла в Москве. Она дрожащими от нетерпения пальцами ударила по клавишам, и с этой минуты уже играла днями напролет, забыв про недомогание.
Татьяна Васильевна, узнав об этом, вздохнула: «Да могли бы и ту твою дуру Евлампиевну на фортепьянах обучить».
Чтобы сделать приятное жене, каждую зиму Николай вывозил Анну с дочерью в Москву. Там они по нескольку месяцев жили в доме Боброва. Анна очень ждала этих поездок, еще в сентябре начинала укладывать чемоданы, ведь только частые письма сестры и игра на рояле стали теперь единственной отрадой. В Москве иногда виделась с Левитиным, который уговаривал уйти от мужа и ехать в Париж. Но Анна, тоскуя по первой влюбленности, по Левитину, по времени, когда все еще для нее было возможно, уже не верила, что можно хоть что-то вернуть.
Этим летом Анна снова ждала ребенка. Как и первая, вторая беременность давалась ей нелегко. И Николай, и Анна, знали, что это еще не родившееся у них дитя – последнее. И вот почему.
После появления дочери Анна долгое время не подпускала к себе мужа: слишком хорошо помнила первую беременность и роды. В своих страданиях она начала винить Николая, постепенно и методично вытеснив его из супружеской спальни в кабинет.
