Силка смеется. Встает и начинает ходить по комнате.
– Это были старшие офицеры.
– О-о, понятно. Это происходило в Освенциме?
– Да и нет. Был еще один лагерь неподалеку от Освенцима, его часть. Назывался Биркенау.
– И… три года?
– Два с половиной. Да… И я ни разу не сказала «нет», ни разу не сопротивлялась.
– Как можно было сопротивляться мужчине? Наверняка они были больше и сильнее тебя.
– Не то слово. Один из них – я даже не доходила ему до подбородка, и там были, там были…
– Что было?
– Газовые камеры, куда отправляли всех. Люди входили туда живыми, а потом из трубы крематория вылетал пепел. Я видела их каждый день, каждый день. Меня ждало такое же будущее, если бы я не…
– Значит, ты говоришь, что два с половиной года тебя насиловали командные чины лагеря, в котором ты была заключенной, и за это тебя сослали сюда?
Силка садится на стул и, наклонившись вперед, смотрит Елене прямо в глаза:
– Я сдалась.
Елена качает головой.
Есть кое-что еще, думает Силка. Сможет ли она говорить об этом? Рассказать Елене все? Силка уже чувствует себя измотанной.
Елена берет Силку за руки:
– Впервые увидев тебя, я почувствовала в тебе какую-то силу, способность к самопознанию, которую редко встретишь у людей. А теперь, услышав то немногое о твоем пребывании там, я могу лишь сказать, что ты очень храбрая. Я ничего не могу сделать, чтобы вызволить тебя отсюда, но я могу позаботиться о тебе, оберегать тебя. Ты показала, какой ты борец. Господи, как тебе это удалось?!
– Просто я хочу жить. Мне необходимо ощущать боль, с которой я просыпаюсь каждое утро, зная, что я жива, а мои родные – нет. Эта боль – мое наказание за выживание, и мне надо чувствовать ее, жить ею.
– Силка, не знаю, что еще сказать тебе, помимо «живи». Просыпайся каждое утро и дыши. Здесь ты делаешь много важного, а если станешь работать в «скорой помощи», то поможешь сохранить жизнь многим людям. Я искренне верю, что на этой работе ты преуспеешь.
– Хорошо, я займусь этим. Я буду храброй благодаря вам. Вы самая отважная из всех нас. Я не говорила этого раньше, но так я думаю. Такая отважная! Работаете здесь, хотя и не должны.
– Не обязательно это говорить. Да, я сама выбрала это место. Я врач и всегда хотела помогать людям, а здесь – да, здесь многие люди нуждаются в моей помощи. Но мы пришли сюда поговорить не обо мне.
Силка улыбается Елене:
– Что ж, я очень ценю это, Елена Георгиевна, спасибо вам.
Силка встает, думая о том, как бы поскорее лечь в постель и повернуться лицом к стене.
Елена тоже встает, и Силка смотрит на нее, исполненная благодарности за то, что не чувствует жалости к себе.
– Тогда увидимся завтра, Силка.
– До завтра.
Выйдя во двор, Силка бросает взгляд в сторону административного здания. Сегодня он там. Александр. Стоит в снегу под светом прожектора. Подносит к губам сигарету, закрывает глаза. Поводит плечами, чтобы согреться. Она уходит, но в памяти отпечатывается его яркий образ.
Глава 20
Весь следующий день Силка рассеянная и немного нервная. Путает имена пациентов, мешкает с раздачей лекарств. Она постоянно обращает взгляд на дверь, ожидая появления человека, который объявит о том, что «скорая помощь» сейчас выезжает.
Этого не происходит, и Силка возвращается в барак разочарованной. Предполагалось, что сегодня меланхолия отступит от нее, ведь она избавилась от части бремени воспоминаний и обрела надежду сосредоточиться на чем-то новом. Она жаждет немедленного разрешения проблемы, которую даже не может сформулировать.
В довершение всего Ханна опять приперла ее к стене, говоря, что у нее иссяк запас и что Силка должна добыть ей наркотики. Так что, скорее всего, все это время Ханну снабжал тот бандит из блатных, который умер. И, несмотря на свой разговор с Еленой, оглядываясь на женщин в бараке, Силка думает, что не сможет перенести тот момент, когда на их лицах отразится ужас, жалость, страх и, возможно, даже ненависть.
* * *
На следующее утро она заставляет себя сосредоточиться, чтобы заняться текущей работой. Когда поступает вызов «скорой помощи», Силка пропускает его.
– Силка, тебя зовут! – кричит ей Раиса.
Силка смотрит на Раису, потом на дверь и видит ожидающего человека.
Схватив ватник, шапку, шарф и перчатки, Силка выходит вслед за ним в метель и вечный мрак полярной зимы.
– Поторопитесь! Пока вы напяливаете на себя всю эту одежду, люди там умирают! – нетерпеливо газуя двигателем, кричит водитель.
Мужчина, который вывел Силку на улицу, открывает заднюю дверь модифицированного грузовика и делает ей знак забираться внутрь. «Скорая» резко отъезжает, хотя еще не закрыта дверь, и Силка падает. Сидящий на переднем сиденье пассажир с улыбкой оборачивается, а Силка выпрямляется и садится на пол у борта, приготовившись к сумасшедшей езде.
– Не видел тебя раньше. Как тебя зовут?
Упираясь ладонями в пол и расставив ноги для опоры, Силка критически оглядывает парня. В добродушной улыбке обнажаются большие редкие и кривые зубы. Он жилистый и смуглый, густые брови нависают над яркими глазами.
– Я Силка. Это мой первый выезд.
– Эй, Павел, это ее имя, не фамилия, – говорит неприветливый водитель; он полнее и шире Павла. – Судя по ее виду, это, возможно, будет и ее последний. Взгляни, какая она маленькая.
– Тут ты, может быть, ошибаешься, Кирилл Григорьевич, – возражает Павел.
Мужчины гогочут. Когда они подъезжают к закрытым воротам, освещенным прожекторами лагеря, Кирилл опускает окно. Высунув голову из машины, он кричит часовому:
– Открывай грёбаные ворота, болван! Не видишь, что мы спешим?
Едва ворота открываются, как «скорая» проносится через них, а вслед летит поток ругани.
Врубая передачу, Кирилл поднимает окно и отряхивает снег с шапки.
– Простите, – громко произносит Силка, чтобы быть услышанной сквозь рев двигателя.
– Узнай, чего она хочет, – говорит Кирилл.
Павел перегибается через сиденье и смотрит на Силку.
– Павел… Да? Что вы можете сказать о том месте, куда мы едем? Что там случилось?
– Да, я Павел Сергеевич. Приедем на место, тогда и узнаем.
– Но вы наверняка знаете, больше ли там одного пострадавшего?
Кирилл опять гогочет, под грубым бушлатом сотрясаются его широкие плечи. Они заключенные, думает она. Блатные с хорошей работой, гоняющие на машине туда-сюда с перерывами на перекур.
