Она не верила своим глазам. Пусть войско было невелико, но возглавлял его воевода в золоченом киевском шлеме. Но никакие силы не могли так быстро доставить сюда людей из Киева! Ждать помощи оттуда стоило не ранее начала лета, когда Купалии пройдут.
Держась за оружие, защитники Хольмгард наблюдали за приближением неведомой дружины. Когда те были уже под закрытыми воротами, их вождь снял шлем и помахал рукой.
– Эй! Кто здесь из хозяев? Передайте госпоже Сванхейд, что это я, Велебран из Люботеша! Впустите меня, мы не причиним вам вреда!
– Это Велебран! – в один голос воскликнули Бер и Мальфрид. – Слава богам!
На валу зашумели с облегчением, онемевшие на древках руки разжались. Отроки побежали открывать ворота, за ними пошли Бер и Торкиль. У Мальфрид от переживаний ослабели ноги, потянуло сесть прямо на мерзлые доски настила, но она побоялась застудиться и привалилась к стене. Шигберн подставил ей локоть, чтобы поддержать.
Конечно, это Велебран! Ведь он должен был оставаться в Приильменье до самой весны, когда придет пора уводить собранное войско на юг. А о здешних делах он узнал от Соколины, которая останавливалась или в Будгоще, или в Люботеше, но оба городка в достаточно близком соседстве, чтобы быстро обмениваться новостями. И Велебран, словенин родом и воевода Святослава, уж верно не встанет на сторону Сигвата!
– Твое счастье, что ты вовремя подал голос, – сказала Велебрану Сванхейд, встретив его за воротами. – Я ведь уже готова была выйти и угостить тебя секирой по шлему.
Велебран улыбнулся. У него была приятная вежливая улыбка, но ловкость и привычка, с какой он носил клибанион, шлем, меч у пояса не позволяли забыть о том, что этот человек провел с оружием в руках больше половины жизни.
Обо всем случившемся он и правда узнал от Соколины и сразу понял, что ему необходимо вмешаться. Но потребовалось некоторое время на то, чтобы собрать людей, с которыми он уже договорился о весеннем походе, и привести их сюда: для пешего войска зимой от Люботеша до Хольмгарда два перехода.
– Если Сигват угрожает вам, то я не зря явился, – говорил Велебран. – Думаю, госпожа, что тебе и твоим домочадцам лучше уйти отсюда и перебраться на время или к нам в Люботеш, или в Будгощ. Там вы окажетесь вдвое дальше от Варяжска и в меньшей опасности, а главное, Сигват будет знать, что старшие роды поддерживают вас. Твоя вуйка Вояна, – он взглянул на Бера, – очень вам всем кланяется и просит пожаловать к ней. У них хорошо укрепленный городец, как и у нас, и нам всем будет легче обороняться, если вдруг придет нужда.
– Пожалуй, ты прав… – вздохнула Сванхейд. – Не хотелось бы такой старой вороне покидать свое ветхое гнездо… Будь я одна, я бы лучше умерла перед нашим дедовским престолом или сгорела вместе с домом. Но ради этих птенцов придется мне расправить свои дряхлые крылья…
– Ты, госпожа, орлица, а не ворона, – мягко поправил Велебран. – Ты вернешься в твое старое гнездо, когда все это закончится.
– А когда это закончится? – не утерпела Мальфрид.
– Когда князь пришлет кого-нибудь покончить с этим.
– Пришлет из Киева?
– Ну конечно. Соколина будет там так быстро, как только возможно. Братья Свенельдичи и сами легко собрали бы дружину, чтобы взыскать с Сигвата за гибель их зятя, и я уверен, что летом мы увидим здесь Люта Свенельдича во главе двухсотенного войска. Но и Святослав не останется в стороне. Вестим был его человеком, он держал здесь его власть. Таких игрищ Святослав не прощает никому. И то, что Сигват его родич, не поможет ничуть.
– А ты сам? – спросил Бер. – Если мы объединимся и попросим помощи у словен, то покончим с ним и без Святослава. Конечно, биться с Сигватом для меня будет нарушением родового закона, но боюсь, допустить, чтобы сюда явился сам Святослав с войском, будет еще худшим злом.
– Я не стану вмешиваться в дела князя, пока он мне этого не приказывал, и перехватывать месть у братьев Свенельдичей, – так же мягко, но уверенно ответил Велебран. – Послушай моего совета: этого делать не следует. Я отвезу вас с Будгощ или Люботеш, я буду защищать вас, пока жив, если Сигват попытается причинить вам зло, но нападать на него, пока он меня не трогает, я не стану. Да и словене тоже. Я знаю, как они настроены. Двести лет ими правили варяги, и они хотят, чтобы варяги грызлись за власть, не втягивая их в свои раздоры. Они говорят, это дело семейное, не наше.
– Но неужели им все равно, Сигват ими правит или Святослав? – воскликнула Мальфрид.
– Нет, не все равно. Сигват для них лучше. Он родился здесь, он живет рядом, он женат на девушке из местных, и братья его, и сын его будет женат на местной. Он сидит с ними за столом, он пьет с ними из одного ковша на их богов. Если роды поссорятся между собой, он рассудит их, чтобы водворить мир. Если кто-то о себе много возомнит, он поставит его на место и поддержит закон и обычай. Он никогда не поведет их на вятичей, радимичей или еще каких-то йотунов Йотунхейма, о которых тут не знают и знать не хотят. Но если беда случится у них здесь, он узнает об этом немедленно, а не через два месяца. Чтобы явиться на помощь через полгода…
– Но здесь был посадник, и он делал все это для них!
– Повиноваться своему князю или киевскому посаднику – это совсем не одно и то же. Так что… – Велебран хлопнул себя по коленям, – если словене не вмешаются, это еще будет удача. Я слышал, тебя почитают в Перыни, – он бросил взгляд на ее стан и легонько прищурился, – если можешь, передай им туда, чтобы это дело лучше оставили нам, русам. Пусть сохраняют мир, а мы сами все решим.
Себя Велебран, наследник старинного рода Люботешичей, причислял не к словенам, а к руси. Отроком его увезли из дома против воли, но за минувшие годы он так прирос к русской дружине, что не отделял себя от нее, где бы ни находился – в Любече или на Волхове.
В тот же день хозяйская усадьба тронулась в дорогу. В крепких кожаных мешках мужчины вынесли содержимое ларей из спального чулана Сванхейд. Опасаясь, что Сигват все же займет опустевшее гнездо, полтораста лет олицетворявшее высшую власть на Волхове, Сванхейд вывезла сокровища и всю ценную утварь. Скотину пришлось оставить, кроме лошадей и части свиней и кур. Коров, овец и оставшуюся птицу раздали по дворам с правом пользоваться молоком и яйцами, а часть даже отвели в Гремятицу.
Мальфрид велела посадить Провору с Колоском с ней на одни сани. Ее накрыли большой медвежиной, она взяла мальчика к себе, и скоро он, сидя «как в домике», привалился к ее боку и заснул. Сейчас им следовало прятаться от любых взоров. А путь до Будгоща казался неблизким – приедут только завтра, ночевать где-то на берегу в веси придется.
Следовало благодарить богов за то, что Велебран оказался поблизости и поспешил на помощь бабушке и брату своего князя. Едва ли Сигват покусился бы на жизнь своей тетки и двоюродного племянника, не говоря уже о деве, носящей дитя Ящера. Но он мог бы пленить их, унизить, силой утвердиться в родовом гнезде. Теперь же возможность признания утекала у него из-под носа. Сванхейд обретала безопасность и давала понять: кто бы ни признал за Сигватом власть в Поозёрье, она отрекается от этого дела.
