Это было одно из тех мгновений, когда истинная королева должна проявить присутствие духа и помнить о своем долге. Бесстрашно склонившись над внуком, Сванхейд попыталась закрыть ему глаза, но не смогла – было поздно, он слишком долго пролежал с полуоткрытыми и тело окоченело.
– Надо принести ногаты… – она глянула на Гисли. – Для всех. Положить на глаза. Но ты будь свидетелем – это я закрыла им глаза.
– Ты? – не поняла Мальфрид.
– Да. Я, его старая бабка, закрыла им глаза, и право мести теперь принадлежит мне. Запомни. И ты, – она посмотрела на Острогу.
Право мести! Эти слова отдались в ушах Мальфрид, как будто рядом ударили по железу.
Но неужели Сванхейд намерена мстить одному своему внуку за убийство другого! Голова шла кругом. Ни в одной саге не рассказывается о подобном!
Выйдя из бани, они увидели спешащего к ним Бера. За ним шли Унеслав, Дубец и Назой – молодцы из Словенска и Унечади, посланные старейшинами удостовериться.
– Там лежит мертвым мой внук Улеб, сын Ингвара, – сказала Сванхейд, когда они остановились перед ней, кланяясь. Клюка ее указывала на баню. – Это я, Сванхейд, закрыла глаза моему внуку. Право мести принадлежит мне, и послухи вы днесь!
– Послухи мы днесь, – отозвались потрясенные молодцы.
Они не знали, насколько это законно – женщина не может быть ни мстителем, ни ответчиком в деле мести, – но свидетельство приняли.
– Призор сказал, он отведет своих к Перыни, – сказал Бер, обняв Сванхейд. – И соберет рать.
Отсюда было видно, как скользят по Волхову несколько челнов и лодок – кто туда, кто сюда. Уже совсем рассвело, и Мальфрид видела, как изменилось лицо Бера. Все черты обозначились резче, глаза покраснели и влажно блестели, отчего голубой зрачок потемнел. Бер стал каким-то чужим, будто в теле ее любимого родича поселилось другое существо, далеко не столь дружелюбное, и это пугало.
С юга донесся стук топора. Мальфрид обернулась и увидела вдали за протокой верхушки белых шатров. Несколько мгновений она смотрела туда, потом схватила Бера за руку.
– Лют! – воскликнула она.
– Что? – Бер резко оглянулся сперва к ней, потом на юг.
– Лют Свенельдич! К нему ты послал? Он знает?
– А ему что за де… – Бер задумался, прикидывая, чем грозит им нахождение прямо под боком, на этом же берегу, полуторасотенной киевской дружины. – Йотуна ма-ать…
– Так он же Улебу стрый! – Мальфрид затеребила его за руку, будто так он мог быстрее понять. – Надо скорее ему рассказать! Я сама пойду!
Она метнулась с места, но Бер поймал ее:
– Куда? Куда ты пойдешь?
– Улеб – сын Мистины Свенельдича. А Лют – его младший брат! Он Улебу стрый! Он тоже мститель!
– Но он киянин! – Для Бера все кияне были на одной стороне.
– Да нет же! – Мальфрид понимала его, но не знала, как побыстрее объяснить истинное положение дел. – Мистина – человек Эльги! И его брат! Святослав их терпеть не может, с отрочества, с тринадцати лет! И люди его! Лют с ними даже дрался на пирах, я сама видела! Он будет с нами, Улеб ведь его родич!
– Улеб – сын Ингвара, а не Мистины!
– Обое рябое! Он двадцать лет звался сыном Мистины, он сын Уты, его жены, он брат других его детей! Для Мистины он все равно сын, а для Люта – братанич. Пусти меня, надо скорее ему сказать.
– Да пусть вон Милко сбе…
– Нет, я сама!
Мальфрид отцепила пальцы Бера от своего рукава и побежала по тропке вдоль протоки, к мостику на ту сторону, где раскинулся Лютов стан. Смерть Улеба, благодаря их ближайшему родству, касалась Люта в неменьшей степени, чем потомков Сванхейд, а уж она, не то что отроки, заставит его выслушать прямо сейчас!
До стана было шагов сто. Наступал прекрасный, теплый день: косые, длинные лучи еще низкого солнца протянулись с востока, золотыми клинками падая на верхушки шатров, воздух полнился свежим запахом росистой травы. Вдоль протоки гулял табун из Хольмгарда, лошади весело помахивали хвостами. Собака пастухов подбежала к Мальфрид и завертелась возле ног, думая, что девушка торопится с ней поиграть. Под платьем из тонкой шерсти стало жарко. Вот-вот придут Купалии… но не до песен словенам, как видно, будет в этот раз.
Перед Мальфрид открылась луговина, усеянная шатрами и кострами. От пастбища ее отделяла наскоро сооруженной загородкой из жердей, вдоль всей загородки сушились рубахи, оставленные со вчера и опять вымоченные росой. Кое-где уже поднимался ленивый дымок. Из-под пологов шатров торчали древки копий и ростовых топоров, часть отроков спали прямо под открытым небом, укутавшись в плащ с головой от комаров. Заспанные дозорные у края стана вытаращили глаза при виде запыхавшейся девы, тем более что узнали ее в лицо.
– Где ваш боярин? – решительно спросила она. – Отведите меня.
– Он спит еще… – пробормотал парень, в удивлении поднимаясь со своей подстилки возле кострища.
– Сейчас он спать не будет! Где его шатер?
Парни переглянулись, но тот, что встал, сделал Мальфрид знак идти за ним. Они еще по Киеву знали Малфу как внучку Олега Предславича, ключницу Эльги, мимолетную хоть Святослава… да и здесь, в Хольмгарде, она, по слухам, уже успела как-то прославиться.
– Позовите мне боярина, – приказала Мальфрид уже собственным дозорным у Лютова шатра, где висел на шесте его синий стяг с вышитым змеем. – Прямо сейчас! Или я сама войду и его подниму!
Изумленный оружник пролез под полог. Вскоре оттуда донеслось недовольное бурчание. «Иди ты в Хель…Какая девка?»
Мальфрид скользнула между кучкой поленьев и большим котлом с остатками вчерашней каши и подошла к пологу вплотную.
– Лют Свенельдич! – позвала она. – Это я Мальфрид, Малфа. Выйди. Дело важнейшее. Случилось убийство.
Полог поднялся, и на свет выбрался Лют. Вчера он лег спать нетрезвым – сидели до ночи с Бергтором и другими кузнецами из Хольмгарда, – и теперь лицо его было помято, складки между крыльями носа и ртом углубились, глубоко посаженные глаза под прямыми русыми бровями припухли. Распущенные светло-русые волосы падали на мускулистые покатые плечи. Из одежды на нем были льняные порты и два оберега на шее.
– Малфа? – щурясь спросонья, он в недоумении воззрился на нее. – Йотуна мать, что такое?
– Твой братанич Улеб убит этой ночью.
– Улеб? – Лют впился в нее взглядом, потер лицо ладонями, стараясь прийти в себя. – Убит?
– Да.
– Кем?
– Приходили двое гридей и увели его с собой. После того его с отроками нашли мертвым на берегу.
– Гридей? – Лют сразу понял, что это значит. – Кто был?
– Двое Икмошиных парней, Грим и Девята.
Лют помолчал.
– Тело у вас?
