Мальфрид глубоко вдохнула, опустила ресницы и поцеловала его в губы. Пусть он знает: их родство не мешает ей видеть его достоинства как мужчины…
Бер было ответил ей; как от удара огнива по кремню вспыхивают искры, так кровь ее вспыхнула от ощущения влажного тепла его рта. Она прильнула к нему, уже ни о чем не думая и стремясь как можно полнее ощутить вкус его поцелуя. Все те полуосознанные чувства, что бродили в ней всю эту весну, вспыхнули, прояснились и овладели ее волей.
Но тут Бер опомнился и уже не шутя оторвал ее от себя.
– Блуд на тя напавше!
[17] – часто дыша, он смотрел на нее без гнева и осуждения, но во взгляде его появилась решимость. – Ты же теперь невеста Волхова!
– Это так важно? – Мальфрид ощущала разочарование, как телесную боль.
– Еще бы! Да он нас обоих утопит, едва мы в лодку сядем! Нет уж! – Бер отошел, подобрал с песка льняное платье Мальфрид и швырнул в нее. В каждом его движении сказывалась досада. – Я хочу прославиться, но не ужасной смертью в наказание за кровосмесительную связь!
– Ты пожалеешь обо мне, когда я утону! – пригрозила Мальфрид.
Он будто не слушал, стоя к ней спиной. Словно не желал показывать ей своего лица. Что там сейчас, на этом лице? Досада? Осуждение?
Она подождала, пока его голова покажется из ворота рубахи, и добавила:
– Ведь если Волхов захочет меня забрать, никакое умение плавать мне не поможет!
– Я ни разу не слышал, – Бер обернулся, – чтобы хоть одна утонула в Купальскую ночь. Но сердить его все-таки не стоит. Особенно если ты собираешься остаться с нами навсегда.
* * *
Перед Купальской ночью Мальфрид была так занята, как будто и впрямь выходила замуж. Этим утром они с Бером уже не пошли на реку, зато в полдень в Хольмгард явились те одиннадцать дев, с которыми она недавно побывала на Волховой могиле. Переплывая реку от Словенска к Хольмгарду, они пели, и над широкой водой далеко разносилось:
Ой, раным-рано на Купалу,
Выходила Заря-Зареница,
Ой, раным-рано на Купалу,
Заря-Зареница, Солнцева сестрица,
Ой, раным-рано на Купалу,
Она брала золотые ключи,
Отпирала золотые ворота,
Выводила доброго коня…
– Мальфи, за тобой девки пришли, – полюбовавшись ими с речной вежи, Бер пришел за Мальфрид в девичью избу. – Готова?
Мальфрид только вздохнула. «Свадьбу Волхова» здесь обставляли так торжественно, что она напрасно себя убеждала: завтра она опять будет сидеть на этой же скамье и ничего в ее жизни не изменится.
Выводила, брату речи говорила,
Ты седлай доброго коня,
Ой, раным-рано на Купалу,
Выезжай во широкий луг,
Где девицы гуляют,
Веночки свивают…
– Ты все-таки приглядывайся, – негромко посоветовала она Беру, когда пение звучало уже почти в дверях, и кивнула в ту сторону. – Знаешь, как бывает: кажется, что на всем свете нет женщины, достойной тебя, а потом вдруг появится еще одна, и ты сразу поймешь, что очень ошибался!
– Была у меня одна госпожа бабушка, – вполголоса бросил Бер, – а теперь стало две!
Мальфрид насмешливо фыркнула. Госпожа бабушка! Она не забыла, как охотно он ответил на ее поцелуй, прежде чем вспомнил, что ничем таким им заниматься не пристало.
Бер закатил глаза, но сказать ничего не успел: в гридницу вступила первой Весень с охапкой цветов в руках, за ней Чаронега, Людослава и другие.
Здешние девушки провожали невесту Волхова каждый год и хорошо знали весь порядок. Сначала они повели Мальфрид в баню у реки – как обычную невесту в день свадьбы. Потом долго чесали ей волосы и заплетали косу особым образом. При этом непрерывно пели. Надели на нее особую свадебную рубаху – к счастью, с очень широким станом, – и красную свадебную поневу. Под поневой Мальфрид повязала тонкий белый поясок Зари, с которым никогда не расставалась, но его было совсем не видно под более ярким красным тканым поясом, которым ее опоясали поверх поневы. Над тем поясом ее стан обвили жгутом из травы и цветов, второй такой же положили на грудь, третий – на голову; выходя на причал, она чувствовала себя ходячей копной сена.
Когда наконец невеста была готова, девушки расселись по лодкам и повезли ее на тот берег, в рощу близ Перыни.
Поскачи, поскачи, заяц,
По чистому полю;
Поплыви, поплыви, утя,
По тихому Дунаю.
Ищи себе друга,
Которого любишь…
– далеко разносилось над водой широкой реки.
Сверху по течению, снизу, с другого берега в ответ доносилось пение, полное любовного призыва.
Еще с воды Мальфрид увидела близ Волховой могилы толпу народа – многие жители окрестных селений уже собрались. При виде «невесты» над берегом взлетела буря приветственных криков – ее прибытие считалось началом празднества. Когда лодка пристала и Бер взял Мальфрид за руку, готовясь вывести на причал, сам Дедич вышел им навстречу с двумя другими жрецами. Он тоже был особо наряден сегодня, в длинной белой сорочке, в широком белом насове, с красным поясом. На спине его висели гусли в чехле – самый важный, как Мальфрид уже знала, предмет для чествования Волхова. В одной руке держа посох, другую Дедич протянул навстречу девушке. Бер выпустил ее, будто передавая жрецу; опираясь на эту, еще незнакомую ей руку, Мальфрид шагнула из лодки на причал. Чувствовала она себя так, будто и правда входит в совсем новую жизнь.
Во главе целой толпы из молодежи – парни и девки всегда собирались первыми, – Дедич повел Мальфрид к роще. Здесь для нее была приготовлена скамья под березой. Девки водили круги, пели, все вновь приходящие складывали перед ней свои дары – припасы для пира, венки. Даже княгиня Эльга на ее беломраморном троносе не могла чувствовать себя более полной владычицей мира, чем Мальфрид сейчас.
Но была меж ним и разница, и ее Мальфрид тоже хорошо сознавала. Ей воздают те почести, какие издавна предназначены божеству, но передаются через жертву. Этой жертвой ей сегодня предстоит стать. Девы, что сидели на этой старой скамье века назад, принимая свежие венки каждой новой весны, к вечеру уходили к богам, чтобы своей молодой жизнью оплатить их благоволение на предстоящий год. С тех пор обычаи смягчились, но никто не поручится, что и сегодня боги не потребуют полной платы за свои милости.
Но Мальфрид не было страшно. Рожденная наследницей многих княжеских родов, она была предназначена для этого – получать почести, прикрывающие угрозу смерти, как цветы, под которыми скрыт острый клинок. И вместо страха она чувствовала воодушевление, как тот, кто наконец после долгих блужданий нашел свой путь и идет по нему, опираясь на силу богов.
Ближе к вечеру начали прибывать лучшие люди – старейшины окрестных родов и главы варяжских городцов. По их прибытию Мальфрид и догадалась, что близится вечер: по-прежнему было светло, как в полдень, и солнце ярко сияло.
