Но что это несет ей – благо или зло?
Мальфрид взглянула на Бера, но ничего, кроме удивления, не прочла по его лицу. Сванхейд хмурилась, а значит, эта неожиданная защита ее не радовала.
Народ теснее смыкал круг возле поединщиков: обряд провожания невесты в этот раз оказался еще занимательнее, чем обычно. Отроки и даже кое-кто из мужиков лезли на березы, чтобы лучше видеть с высоты. Смелая Чаронега уселась верхом на шею какого-то рослого парня и теперь возвышалась над толпой, вроде тех «коней», составленных из двух человек, что бродят в ночи Карачуна. На нее посматривали и посмеивались, но даже ее белые округлые колени не могли отвлечь внимание от двоих соперников в кругу и девушки, за которую они собирались биться.
Вот борцы сблизились, присматриваясь друг к другу. То и дело один или другой делал выпад, прикидываясь, будто хочет схватить противника за руку или за плечо. Чтобы ухватиться было не за что, они сняли не только сорочки, но даже наузы. Мальфрид напряженно следила за ними. Жизнь на киевском дворе возле Эльгиной дружины познакомила ее со всякими видами борьбы, хотя в разных местах могли быть разные правила. Доброта, хоть и уступал сопернику возрастом и весом, тем не менее был весьма ловок и чувствовал себя уверенно. Зная, что силой рук ему с Дедичем не тягаться, метил в ноги, стараясь подбить и повалить. Ведь не за тем же Сигват послал его на это дело, чтобы опозориться перед всей волостью – значит, надеялся на победу.
Мальфрид снова взглянула на Бера. Он стоял в первом ряду толпы, напротив нее, и внимательно, с тайным волнением следил за поединком. Строго говоря, надежд на успех у Доброты было мало. Сигват не мог знать заранее, против кого Доброте придется выйти. Сам Бер, будучи пошире в плечах, потяжелее и поустойчивее, имел бы надежду одолеть Дедича, но Доброте остается рассчитывать только на помощь богов.
Впрочем, как знать, чего хотят боги? Пожелай кто-то из них помочь варяжским – и Дедич подвернет ногу на ровном месте. Тогда Мальфрид прямо отсюда увезут в Варяжск. Мысль о таком исходе резала Бера будто ножом по сердцу; ноздри раздувались от гнева и грудь начинала глубоко дышать, как перед дракой. Смириться с тем, что племяннице придется прыгнуть в Волхов, и то было легче. Мысленно Бер просил богов помочь Дедичу, надеясь, что боги и без просьб будут благосклонны к своему слуге.
Несколько раз одному или другому удавалось вцепиться в плечо или в руку соперника; толпа встречала всякий такой успех ликующим криком, но противники вновь расцеплялись, и ликование сменялось воем разочарования. Пока не было ясно, на чьей стороне зрители, но все дружно радовались нежданному развлечению.
Вот Дедич сумел обхватить Доброту и чуть не бросил наземь, но тот вывернулся, однако на ногах не удержался. Падая, он попытался обхватить ноги Дедича – тогда он смог бы жреца повалить, но тот успел выдвинуть одну ногу вперед. В нее-то Доброта и вцепился. Но, как ни старался, держа в захвате только одну ногу, опрокинуть соперника Доброта не мог.
Несколько мгновений ничего не происходило. Оба бойца начали уставать. Доброта не пытался встать и не выпускал ногу Дедича, но и тот, казалось, не знал, что делать.
Только казалось. Переведя дух, Дедич наклонился, обхватил Доброту за ребра и приподнял. Лицо его покраснело от натуги, но он оторвал Доброту от земли и поднял вверх ногами.
Народ кричал, выл и хохотал. Доброта висел вниз головой в руках Дедича, не выпуская, однако, его ногу. Мальфрид поразилась упорству отрока: в таком положении, вися в крепких объятиях задницей кверху, тот ничего не мог сделать, однако не сдавался и не расцеплял рук, обвивших бедро Дедича над коленом.
У Дедича от напряжения побагровела шея. Держа Доброту в обхвате на весу, он никак не мог заставить того выпустить его ногу. Ведогость, Остронег, Призор метались вокруг бойцов, приглядывались и всплескивали руками, не зная, как расценить такое положение.
– Держись, Доброшка! – орали одни, в основном молодые: своей ловкостью и упорством парень сумел привлечь зрителей на свою сторону.
– Дедич, дави мальца! – кричали мужики в другой части толпы. – По заднице ему влепи!
И тут Дедич стал падать – вперед, так чтобы упасть на Доброту. Тот выпустил его бедро – иначе Дедич весом тела сломал бы ему руки. Они вместе рухнули на притоптанную траву, и Дедич придавил парня собой. Народ кричал так, что закладывало уши. Ведогость и Остронег только знаками могли показать, что признают победу за Дедичем – слов их никто не слышал, даже они сами. Но и так было ясно, что один из противников, распластанный под другим, продолжать борьбу не может.
Но вот Дедич встал и помог подняться своему помятому сопернику. Они вяло обнялись – уж очень упарились – и отошли в тень под березами. Доброта улыбался даже шире обычного – хоть он и проиграл, однако хорошо показал себя, и его встречали приветственными криками. Отличился – теперь много лет в этот день люди будут вспоминать их с Дедичем поединок.
Мальфрид взглянула на жреца – тот взял свою рубаху и утирал подолом вспотевшее лицо и шею. Ее судьба осталась во власти Перыни. Это хорошо или плохо?
Она нашла в толпе Сванхейд: среди бури криков и ликования госпожа Хольмгарда стояла спокойно, будто ледяная в своем синем шелковом покрывале, под броней из трех длинных нитей стеклянных бус, от застежек на плечах спускавшихся до пояса. И по лицу ее Мальфрид поняла: пожалуй, все хорошо.
Потом она поймала взгляд Бера: он успокаивающе кивнул ей. Но не успела она ответить, как Дедич приблизился к ней и взял за руку своей горячей рукой. Надетая сорочка с расстегнутым воротом липла к его вспотевшему телу, на беленом тонком льне проступали влажные пятна.
– Идем, дева, – еще не вполне отдышавшись, проговорил он. – Волхов ждет.
* * *
Сколько ни готовилась Мальфрид, а от этих слов у нее оборвалось в груди. Покорно следуя за Дедичем к причалу, она не чуяла земли под ногами. За нею шли Весень с круглым хлебом в руках, Чара – с венком, и Людоша. Гомон толпы стих; возбужденные зрелищем люди унимали друг друга, ожидая нового, самого главного купальского действа.
Возле реки, возле реки
На крутом берегу, на крутом берегу
Стоял же тут, стоял же тут
Да зеленый луг, да зеленый луг…
– запели три идущие за Мальфрид подруги, а за ними стали подхватывать женские голоса в толпе.
Стоял же тут, стоял же тут
Нов широкий двор, нов широкий двор…
На причале остановились возле приготовленной лодки. Лодка была большая, на шесть весел, но сидели в ней лишь четверо отроков – по двое с каждой стороны, с цветочными жгутами на груди и на поясах. Такие же жгуты были привязаны вдоль бортов, придавая лодке необычный и праздничный вид. На носу висел длинный рушник со свадебной вышивкой, доставая концами до воды. Как водится – дорога деве в иную жизнь.
Три подруги подошли к Мальфрид и встали вокруг нее. Другие девушки, стоя поодаль, продолжали петь: про девицу-раскрасавицу, про подружек, которые пришли ее провожать.
