– Вестим сам к нему пошлет, – заметил Бер, еще не остыв. – Ему ведь тоже войско собирать.
– Но обсудить с ним эти дела было б не лишним, – поддержал Бергтор. – Да и дружина его… тоже пригодится, если что.
– А давайте-ка я к нему съезжу! – оживился Бер. Ему хотелось немедленно сделать хоть что-то. – Поговорим, чего он скажет? Будет Сигват знать, что Ингорь ладожский на нашей стороне, может, поумерит пыл свой.
– Когда ты хочешь ехать?
– Да хоть сейчас. Чего тянуть?
Сванхейд подумала немного.
– Пожалуй, вы правы. Поезжай к нему. Но только, – она перевела дух, устав от этих тревог, – не задерживайся. Я уже не та, что прежде. Мне хочется иметь при себе мою главную опору.
– Не тревожься, дроттнинг, – Бер подошел к ней, встал на колени и коснулся лбом колен Сванхейд. – Чего рассиживаться, не йоль ведь. Через три дня буду на месте, дней в двенадцать туда и обратно обернусь.
Сванхейд ласково опустила иссохшую морщинистую кисть на его светлые вьющиеся волосы – наследство всех мужчин семьи. Сквозь печаль и нежность на ее лице читалась некая мысль, направленная к чему-то очень далекому. Возможно, и она сейчас думала о восьмерых сыновьях, которых произвела на свет. Хакон, Бьёрн, Ингвар, еще Хакон, Тородд, еще Хакон, Эйрик, Энунд. Что если бы все они были сейчас живы и не разлетелись по свету? Судьба рода тогда сложилась бы иначе. Но и единственным бывшим при ней внуком она могла гордиться – Бер без колебаний в одиночку подставлял плечи под тот нелегкий груз.
* * *
Мальфрид стояла на речной веже, глядя на реку. Накрапывал дождь, и она придерживала на груди края большого серого платка из грубой шерсти. Бер уехал четыре дня назад, сейчас идет пятый. Вернее, не идет, а ползет улиточьим шагом, спотыкаясь о каждую песчинку. Она отчаянно скучала по Беру – без него весь Хольмгард опустел. Мальфрид находила себе разные дела по хозяйству, надеясь отвлечься, но помогало слабо. Когда перемеришь остатки зерна, кажется, что дней семь миновало за этим делом, а оглянешься – день все тот же.
Бер уже в Ладоге. Вниз по Волхову туда пути дня на три-четыре. Задерживают пороги, но река поднялась от дождей, а у Бера с собой почти никакого груза, кроме обычных дорожных пожитков и припасов – пройдут легко.
По Волхову ползла в сторону озера большая лодка. Мальфрид узнала ее: из Унечади. Как и все здешние жители, она уже знала многие лодки из прибрежных селений. Старейшина Стремислав отправился в Перынь? Зачем? Сегодня никакого торжества не намечалось. Но мало ли, какое у него дело?
«И у Лубенца тоже?» – подумала Мальфрид, вспомнив, что чуть ранее видела лодку из Гремятицы. С чего это они все туда потянулись? Если в Перыни намечались советы или жертвоприношения, оттуда рассылали гонцов по всем селениям, и к варягам тоже. Но никто из Перыни не приезжал, в этом Мальфрид была уверена.
Кое-что прояснилось на следующий день, но Мальфрид не знала об этом. Она видела, как Белава, скотница, провела к Сванхейд оратая из Конищей, одного из тех, что приезжал забирать навоз, ну так и что?
– Ты госпожа добрая, мы одного добра от тебя сколько лет видевше, – говорил мужик, стоя перед Сванхейд и потирая только что вымытые руки. Опасаясь, что от него несет навозом, он стеснялся подходить к ней ближе чем на три шага, и Сванхейд приходилось тянуться вперед, чтобы как следует разобрать запинающуюся речь. – Отец мне сказал: ты как поедешь, Лыкоша, за навозом, так ты скажи хозяйке-то… Чтобы ей, стало быть, ведать…
– Что просил передать мне твой отец? – подбодрила его Сванхейд.
– Звали вчера в Перынь, от Храбровита к нам присылали, и отец, стало быть, ездивше. Мы-то сено убиравше, благо разъяснилось, пока подсохше, а он ездивше…
– В Перыни вчера собирались люди?
– Отцы все собирались, да.
– И о чем там шел разговор?
– Об жатве, стало быть. Худо дело. Вымочит нас опять, сам-два соберем, как жить будем? Корьем питаться. И Храбровит речи такие вел, что, стало быть, надобно жертву Волху.
Сванхейд переменилась в лице. Будто холодным ветром вдруг потянуло среди хмурого, но довольно теплого дня.
– Такое, говорит, дело, что третий год хлеб не родится. Гневен, стало быть, отец наш. Желает невесту свою.
– Храбровит предложил отправить к Волху его невесту, чтобы тот унял дожди и послал урожайный год?
– Истовое слово молвивше, госпожа.
– И что люди решили? – невозмутимо спросила Сванхейд, будто ее это не касалось.
– Ведогость сказал, будет волю богов пытать. Как будет день хороший, так он и вызнает, угодно то Волху или нет. Может, иной какой жертвы желает господин? Оно ведь такое дело, – мужик с доверительным видом подался к Сванхейд, – доведись до меня, я бы вместо девки лучше коня доброго взял. А то наш старый уже, бредет-спотыкается, хоть сам в соху да борону впрягайся. Может, и ему бы коня лучше, чем девку. Ну так отец мне говорит: ступай, Лыкоша, скажи госпоже. Как там ни рассудят, а ей знать бы следовало…
– Поклонись от меня отцу, скажи, я благодарна, – Сванхейд спокойно наклонила голову. – Я дружбы вашей не забуду, коли буду жива.
Отпустив мужика, Сванхейд еще долго сидела одна. Уже пришла Мальфрид подавать ей обед, а старая госпожа все молчала, думая о чем-то своем. Мальфрид, у которой тоже сумрачно было на душе, не стала ее тревожить разговорами.
Вечером Сванхейд велела позвать к ней ее обычных советчиков, но Мальфрид отослала, придумав какое-то дело. Управившись, Мальфрид больше не выходила и легла спать. В обычные дни она, уложив спать Колоска, долго сидела или бродила с Бером, который редко отправлялся спать до полуночи (ему ведь не надо было вставать на заре к коровам), но без него ложилась почти вместе с чадом, чтобы этот день поскорее кончился.
Назавтра, к удивлению Мальфрид, к ним вновь явился Сигват. Сванхейд встретила его без удовольствия, не ожидая от гостя ничего доброго.
– А где же твоя внучка? – в гриднице Сигват огляделся. – Неужели ты, госпожа, так сердита на меня, что даже не хочешь угостить пивом с дороги?
Сванхейд кивнула служанкам, чтобы позвали Мальфрид. Явившись с кувшином, та обнаружила, что Сигват привел с собой и брата Исольва, и старшего сына. Доброта при виде нее встал и поклонился со своей обычной приветливой улыбкой. Мальфрид заставила себя улыбнуться в ответ, но на сердце стало тревожно. Лица Сванхейд, да и нарочито оживленного Сигвата, не обещали добрых вестей. Никогда прежде его светло-серые, как грязный лед, глаза навыкате не казались ей такими неприятными.
Тем временем вошли Шигберн и Торкиль. Ответив на их приветствие, Сигват еще некоторое время смотрел на дверь.
– А где же твой внук, госпожа?
– На лову, – обронила Сванхейд. – Сегодня я не жду его домой.
Бер взял с собой лишь десяток оружников, и его отъезд вниз по Волхову не привлек ничьего внимания.
