Она сошла с причала и двинулась по тропке вдоль берега, между бором и рекой. Эта часть пути, до Волховой могилы, была ей знакома. Здесь она проходила в тот день, когда костяная стрелка указала на нее. Тогда она думала, это всего лишь обрядовая игра. Так оно и бывает почти всегда. Но иногда, когда богам и смертным взаправду нужно встретиться, привычная игра становится делом жизни и смерти.
Широкая тропа вела к земляной перемычке и подъему на могильный холм-святилище, а другая, узкая, огибала его и спускалась к берегу. Мальфрид пошла по ней. Солнце село, но дорогу было еще хорошо видно. Обходя лужи, она выбралась на длинную поляну, где со стороны суши росли сосны, а со стороны воды – старые ивы.
Среди темной зелени ей бросилось в глаза нечто большое, белое. Показалось – камень, тот белый камень из сказаний, обиталище змея, на коем сидит старый старик, чтобы получить плодородную силу змея и зародить в чреве жены своей могучего сына.
Но нет – это был не камень, а шатер из плотной некрашеной шерсти белых овец. Он стоял напротив песчаного выхода к воде, и казалось, сюда, на пустой безлюдный берег, его занесла некая волшебная сила.
Мальфрид остановилась, глубоко дыша. Однажды она уже видела нечто подобное – жилье, служащее вратами на тот свет. Нет, дважды, в один день, когда в глухом плесковском лесу пересекла границу Нави. Она видела серый тын в ельнике, а за ним – избушку Буры-бабы; пройдя через нее, она набрела на жилье Князя-Медведя. И, боязливо стуча в дверь, вдруг обнаружила лесного хозяина у себя за спиной…
Вздрогнув от воспоминания, Мальфрид быстро обернулась. Позади никого не было. Тропка была пуста, лишь легкий ветер шевелил кусты. Стояла тишина – та тишина полного безлюдья, когда кажется, что и тебя самого здесь нет, а все это ты видишь во сне.
Но за этой тишиной Мальфрид ощущала присутствие… кого-то. Кто-то огромный смотрел на нее через вершины деревьев – не то от Волховой могилы, не то от реки. Он уже был здесь. И ждал.
Не смей пятиться, если решилась… Осторожно ступая по траве, Мальфрид направилась к шатру. На ходу прислушивалась, надеясь уловить шаги позади себя, если он идет за нею, как в тот раз. Несколько раз оглянулась, но напрасно – она по-прежнему была здесь одна.
Перед самым шатром она оглянулась еще раз, потом собралась с духом и взялась за полог у входа. Заглянула и вздрогнула: посередине лежал медведь.
Невольно охнув, Мальфрид отскочила назад. Но тут же взяла себя в руки и заглянула снова. От сердца немного отлегло: то был не медведь, а медвежья шкура, раскинутая поверх толстых кошм валяной шерсти, которыми было застелено все внутреннее пространство шатра.
Кроме «медведя», внутри никого не было. Мальфрид попыталась улыбнуться над своей ошибкой, но сердце не унималось. Это не случайно. Ей подают знак. Напоминают о былом. Еще не показавшись на глаза ни в каком обличии, господин вод говорил ей: то прошлое, что связывает ее с господином леса, миновало безвозвратно. Теперь она принадлежит только ему…
Мальфрид вошла в шатер. Возле шкуры нашлись две-три подушки и несколько овчинных одеял. Глубоко дыша, чтобы прогнать трепет волнения, она устроила лежанку и села на нее.
Уж скорее бы кто-то пришел! В пустом шатре время застыло. Поднять полог Мальфрид не хотела, чтобы не напустить комаров, но сидеть одной, ничего вокруг не видя, было уж слишком тягостно. Шагнув к входу, она выглянула наружу.
Сумерки сгущались, от солнца не осталось даже красного отблеска на небокрае. Душу мягкой лапкой тронул страх. Тьма овладевала миром, как подступающая вода. Мальфрид снова села на медвежину, погладила густой мех. Вспомнила, как видела в Хольмгарде играющих девочек, лет четырех-пяти. Они водили хоровод вокруг сидящего на земле мальчика и пели ему песню для Ящера: «Кто твоя невеста, в чем она одета…» И когда мальчик вслепую указывал на одну из них, жертва разражалась пронзительными воплями и пускалась бежать. Мальчик должен был поймать ее и поцеловать. Так дочери Волхова с самых нежных лет приучались к мысли о том, что может с ними статься, когда они вырастут в настоящих невест, а смертным придется усмирять гнев божества. Она, Малуша, в Киеве не видела таких игр. Но то, к чему сотни дев словенских готовились с детских рубашонок, с ней происходит на самом деле. Вот сейчас…
Тьма сгущалась, в шатре уже трудно было что-то разглядеть. Мальфрид стянула черевьи и чулки, развязала верхний красный пояс и сняла платье. Из уважения к священному обряду она опять оделась во все самое лучшее, хотя догадывалась, что ее нарядов «жених» даже не увидит. Сложила все в сторонке, под стеной шатра, и вытянулась на ложе. Закрыла глаза и глубоко вздохнула. Успокоиться было нечего и думать.
Скорее бы он пришел! Человеком или змеем, все равно. Ничто не могло быть хуже этого ожидания с мыслью «увидишь, что будет». Что – будет?
Она распустила косу, и, как всегда при этом бывает, сама душа как будто вздохнула с облегчением. Не зря девам приказано заплетать волосы, а женам – и вовсе прятать от чужих глаз. Только тогда их и освобождают, когда нужно по этим гладким нитям притянуть мощь божества.
За пологом шатра висела тишина и даже, кажется, сгущалась вместе с темнотой. Сколько он заставит ее дожидаться? Если до полуночи, то еще очень долго! Не в силах лежать неподвижно, Мальфрид снова встала и вышла. Прошла по прохладной траве до границы песка и остановилась, всматриваясь в широкую, темную гладь воды. Отсюда казалось, что Волхов неподвижен. Ветра не было, словно сама река, небо и земля затаили дыхание.
Нетерпение потянуло Мальфрид вперед. Когда-то в детстве она слушала, как Ута рассказывала о походе Эльги к Князю-Медведю – не ее, Малуши, лесному супругу, а другому, его предшественнику. Вот так же придя в его жилье, девушка должна была позвать: кто в лесе, кто в темном, выйди ко мне! И сейчас те слова вспомнились, душа ее беззвучно повторяла этот призыв: выйди ко мне! Давно бродившее в ее крови томление от мыслей о предстоящем превратилось в возбуждение, а тревога и волнение делали ожидание невыносимым. Наслаждение любви ее ждет или гибель – пусть оно уже придет скорее!
Она пересекла полосу песка и приблизилась к воде. Дно, покрытое мелкими пестрыми камнями, полого уходило в глубину. Мальфрид изнемогала от нетерпения познать наконец эту новую тайну, от невозможности больше ждать! Она почти задыхалась, ее овевало то жаром, то ознобом. Прикосновение прохладного песка и камешком к босым ногам усиливало томительный трепет.
Да пусть же он явится наконец, человеком или змеем!
Сделав пару шагов, Мальфрид ощутила под ногами воду. По коже хлынула зябкая дрожь, потекла вверх по телу под подолом сорочки, как будто невидимые руки погладили ее бедра. Мальфрид еще раз шагнула вперед. Темная река лежала перед ней, как загадочная страна, и Мальфрид знала – ее там ждут. Стоит скользнуть под этот тонкий темный полог, как увидишь просторные равнины с пасущимися стадами черных быков, а над ними – живое серебряное небо…
Грудь ее вздымалась, она дышала ртом, не в силах дольше терпеть. Подобрала повыше подол, чтобы не замочить, и шагнула глубже в воду. Теперь волны омывали ее колени – казалось, сам невидмый господин ласкает ее ноги сотней водяных языков. Мальфрид расстегнула ворот, спустила сорочку с плеча, провела ладонью по коже, будто пытаясь утишить внутренний жар. Сорочка душила ее, облегала, словно путы, мешала дышать. Она развела края ворота, освободила грудь, и прохладный воздух с запахом воды словно влился прямо в душу, принося невыразимое облегчение.
