С одной стороны от Сванхейд сидел Бер, с другой Вестим, с его пушистой рыжеватой бородкой и в красной греческой шапочке, обшитой золотным тканцем. Оба были в цветных кафтанах с шелковой отделкой, с дорогими мечами-корлягами на ременной перевязи. Бер родился здесь же, да и Вестим недалеко – в низовьях Ловати, близ южного берега Ильмень-озера. Но только увидев их двоих перед толпой лужских старейшин в белых насовах, каждый сразу понял бы: это люди другой породы. В жилах Вестима не было ни капли норманнской крови, но по всем своим понятиям он был гораздо более свой для Бера, чем для сидевших перед ним лужан.
Появилась Мальфрид в голубом платье, прошла вдоль столов, разливая пиво по чашам и рогам и тем выказывая уважение хозяев к гостям. Вестим поднялся, чтобы приветстовать ее поцелуем; быстрый пристальный взгляд, украдкой скользнувший по ее стану, открыл ей, что и посадник не остался равнодушен к вести о грядущем «божьем дитяте». Лужане провожали Мальфрид оценивающими взглядами – редко увидишь так богато одетую девушку, – но, видимо, до них великая новость еще не дошла, и все их внимание было сосредоточено на Вестиме и Сванхейд.
– Поднимем, люди добрые, чашу на богов, на дедов и на доброе согласие наше! – начал Вестим, встав на ноги с большой серебряной чашей в руке.
Сейчас еще было не время пить из кругового ковша: это не жертва и не принесение обетов. Сванхейд наблюдала, как лужане пьют. Некоторые лица прояснились, на некоторых осталось настороженное выражение. Двое или трое даже понюхали пиво в своей чаше, прежде чем приложиться. Большинство лиц было довольно молоды: едва ли все это – старейшины своих волостей. Скорее, старшие сыновья и младшие братья, которых снарядили разузнать, чего хотят русы от лужан. И русам не очень-то доверяют, отметила Сванхейд про себя. Уж не дошли ли до них слухи о «кровавой страве», когда над свежей могилой Ингвара на поминальном пиру были перебиты с полсотни древлянских старейшин? Двенадцать лет миновало, слухи могли разойтись. Вот один мужик подтолкнул локтем соседа, который все еще нюхает, и кивнул на Вестима: воевода же из того же кувшина пьет.
Ну что ж, подумала Сванхейд. Если бы я захотела без хлопот подчинить себе Лугу, то это был бы умный ход: собрать всех старейшин, напоить на пиру, а потом перебить спящих. Многие хитрецы, как рассказывают, прибегали к этому приему. А потом двинуть вперед дружину, пока на Луге жители остались без вождей и не опомнились от ужаса. Невестка, Эльга киевская, именно так покорила землю древлян. Но Святослав хочет найти в лужанах соратников, а не рабов. Поэтому проливать их кровь он не станет, если только его к тому не вынудят.
– Господин мой, Святослав киевский, приказал мне собрать вас, лужане, и донести слово его княжеское, – начал Вестим, когда все отпили и снова сели.
– Если желает Святослав с нас дань брать, то с варягами нашими пусть сам решает, – тут же выкрикнул один из гостей: средних лет мужчина, с широким продолговатым лицом, с высоким лбом, огражденным залысинами в блекло-русых волосах, с легкой сединой по сторонам русой бороды. Рот он держал скобкой, будто заранее был недоволен. – Мы двоим платить не согласные.
По рядам сидящих за двумя столами прокатился легкий ропот: видимо, именно такая возможность беспокоила лужан по дороге к Волхову и обсуждалась ими меж собой.
– И в мыслях не было насчет дани, – Вестим мотнул головой. – Иное у нас дело. Святослав хоть и молод, но Перуном любим превыше всех людей. В тринадцать лет он уже в боевое стремя встал и войско повел на землю Деревскую, мстить за гибель отца своего, Ингоря. Ходил он и на волынян, на бужан, на дреговичей, на угличей, с греками и с хазарами схватки имел и через все невредим прошел. Отец его славу великую стяжал в царстве Греческом, и по се поры у руси с греками мир и дружба, и товары греческие всевозможные по всей Руси расходятся. Видали вы у себя на Луге паволоки греческие? – Вестим неприметно расправил плечи и выпятил грудь, чтобы ярче заблестели полоски узорного желтого шелка на груди светло-зеленого, как молодая травка, кафтана.
– Отчего же нет, видали, – кивнул один из стариков – приземистый, лысый, с широким носом и небольшой белой бородкой. – Воевода Шигвид привозит нам и паволоки. Только больно дорого выходит.
– Паволоки дороги, это верно, – Вестим улыбнулся. – Особенно те, что через хазар покупаются. Сидят хазары на Волжском пути, со всякого короба мыто собирают и оттого всякий короб чуть не вдвое дороже выходит. Задумал Святослав хазар разбить и покорить, как отец его греков разбил и покорил. Вот там паволок будет столько, что хоть паруса из них шей. И серебра, и узорочья разного, и сосудов расписных. Но так сразу кагана не взять, к нему подобраться надо. А подступы к нему – через Волгу-реку и Оку. На новое лето пойдет Святослав на Оку, на вятичей, данников хазарских. А как их покорит, то откроется ему прямой путь в Булгарию, а там и к самим хазарам. Для того скликает князь охотников до ратного дела со всех своих земель. И вот его слово: если дадите ему ратников из ваших родов, то им будет честь, почет и добыча, а вам – слава, прибыток и дружба князя.
– На рать нас, стало быть, зовет Святослав? – сказал старик с толстым носом.
Видно было, что ожидали лужане совсем другого и теперь не знали, как отнестись к услышанному.
– Разве худое дело? Даром паволок возьмете, серебра, коней, скота разного, девок-полонянок. Изоденетесь все, будто бояре. Вернетесь – свои бабы не узнают, скажут, откуда к нам такие бояре понаехали богатые?
За столами засмеялись.
– А много ли князю ратников требуется? – спросил круглолицый молодец с бойкими глазами; видно было, что он уже видит себя на месте тех «бояр».
– Вы – люди вольные, принуждать вас князь не вправе. Но сколько ни пришлете, хоть десять человек, хоть сто – для всех место и дело найдется.
– Что-то он вдруг вспомнил о нас? – хмыкнул тоже довольно молодой, огромного роста мужик с черной бородой; борода у него была широкая и густая, а волосы на темени редки, как будто они озябли на верхушке и решили все перебраться пониже, туда, где широкая грудь хозяина защищает от ветра. – Сколько лет живем, были не нужны, а то вдруг понадобились?
– Слыхали мы, Святослав и здесь, на Волхове, двенадцать лет глаз не кажет, – загомонили на скамьях.
– А до того отец его тоже пятнадцать лет глаз не казал!
– Как на греков ходил, приезжал сюда Ингвар, я сам его тогда видел!
– Велика держава Русская! – перекрывая гул, ответил Вестим. – Много земель у князей киевских под рукой, не сочтешь! Однако ни одна не пропала, ни одна не забыта. Как наметилось достойное дело ратное – всех князь с собой позвал.
– Да не так уж у нас людей гостисто… – проворчал старик.
– Да не может быть, чтобы нигде не было у вас отроков до драки бойких, а до работы ленивых, или бобылей, или вдовцов бездетных, или где земли мало – не прокормить всех. Везде такие есть. Вот их и случай с рук сбыть, и не просто так, а с пользой для рода. Воротятся, добычу привезут, и себе на обзаведенье, и родичам на подарки. А князь вашей дружбы не забудет.
