Мне от этого легче не стало. Ну да ладно, придумаю что-нибудь.
— Гы… — заржала ведьма. — Не отвертишься.
— Короче, до связи. Экономим время. В курсе, что даже на групповые чаты ввели временные рамки? Отбой…
Я быстро свернул профиль, обнаружил, что голоден и принялся за завтрак, очень вовремя поданный горничными.
Едва успел поесть, как в покоях появился обер-помощник обер-майордома Дудак.
— Ваша милость, — демонстрируя все своим видом явное неодобрение, обер уныло сообщил: — Мне приказано сопроводить вас для обучения.
— Ну так сопровождай, — я потопал мимо него к двери. — Кстати, как там мои друзья?
— Они в статусе почетных гостей. Ни в чем не испытывают нужды, — бойко отбарабанил обер.
— А если честно?
— Ничего более сообщить не могу, ваша милость.
— Мне настучать на тебя госпоже?
— Ничего более сообщить не могу, ваша милость, — помощник тупо повторил свой предыдущий ответ слово в слово.
— Смирно! — рявкнул я в лучших своих традициях. — Отвечать! Где мои спутницы?
— Ничего более… — Дудак уперся хоть кол ему на голове теши.
— Ну и хрен с тобой. Начнем, пожалуй, с боевых искусств.
Очень скоро последовало очередное разочарование. Учителей оказалось до обидного мало, а чародеи вообще не смогли меня ничему научить, потому что ни один из них не принадлежал к поборникам хаоса как я. Мало того, я смог подняться в навыках только на пять пунктов в каждом. Для дальнейшего продвижения следовало поднять свой уровень и основные характеристики. А с этим у меня пока неважно.
Капитан городской стражи — Родерик Богорад, пузатый бородатый гигант с радикально красной рожей записного алкаша поднял мне навык одноручного оружия. Благодаря ему, я так же получил новый: бой без оружия.
Старшина городских арбалетчиков — худой, желчный и сварливый коротышка Эдельберт Жужка, поправил дело со стрельбой, а замковый кузнец, Симеон Кудель, наделил навыком кузнечного дела.
Напыщенный схоласт, по совместительству придворный поэт и композитор Винченцо Каналья, снисходительно развил красноречие.
А вот с последним преподавателем вышла заминка.
— Не к лицу вашей милости подобные знания… — разворчался майордом. — Какое плебейство…
— Это какие?
— Карманные кражи! Взлом! — Дудак воздел руки к потолку. — Фи… не пристало благородным дамам…
— Пожаловаться на тебя ее высочеству? — я как раз был совсем не против приобщиться к криминальным талантам.
— Но… — обер тяжко вздохнул. — Единственный человек в Фаренгарде, способный вас научить подобному сейчас… — он изобразил на лице брезгливость. — В темнице…
— Веди! — безапелляционно приказал я. — Ее высочество сказала все, значит все!
И тут же связался с ведьмой и воительницей
— Иду в тюрьму. Вы где там?
— А хрен его знает… — отозвалась Азазелла. — Вроде как отдельный блок. Внутренний план на интерфейсе не отображается. Других узников рядом нет.
— Два охранника, вход в блок за железной дверью, — педантично сообщила Санторина.
— Тогда минут через десять пошумите слегка. Может услышу и сориентируюсь.
— Угу, сделаю.
— Яволь!
— Отбой, — закончив общаться с соратниками, я прикрикнул на обера. — Так идем или нет?
— Как прикажете… — майордом уныло поклонился. — Прошу следовать за мной.
Спустившись по каменной винтовой лестнице, мы прошли по узкому сводчатому коридору и уперлись в толстенную ржавую решетку, за которой скучала пара латников с алебардами.
Увидев майордома, он вытянулись в строевой стойке и беспрекословно открыли дверь.
Антураж темницы полностью соответствовал моему представлению о средневековых тюрьмах. Потеки слизи на стенах и полу, чадные факелы, спертый воздух, дикая вонь, полные страданий стоны из-за железных дверей камер и надзиратели самого гнусного и мерзкого вида со связками ключей и короткими дубинками на поясах.
Выбежав из караулки, они быстренько выстроились по ранжиру перед обер-майордомом.
Брезгливо морщась, Дудак поинтересовался:
— Где у вас сидит Жюль… как там его…
— Жюль Фурсе, прозванный Пачкуном, ваша милость? — с готовностью подсказал пузатый коротышка в грязном, некогда красном колпаке на непропорционально маленькой башке.
— Он самый… — пренебрежительно бросил майордом. — Мне надо с ним переговорить…
— Как прикажете, как прикажете… — угодливо кланяясь тюремщик повел нас по коридору. — Разрешите провести… так сказать… экскурсию… — и не дожидаясь ответа зачастил. — Вот здесь у нас сидит Рулоф Кровавый. Отъявленная скотина, ваша милость. Приговорен к четвертованию за разбой, насилие и святотатство. Засунул жрецу святилища Морионы, простите, святой жезл прямо в зад. А здесь, взаправдашний людоед. Да-да…
Неожиданно, откуда-то снизу донеслись истошные крики.
— Врагу не сдается наш гордый Варяг!!! — горланил Петрович. — Сатрапы, тираны! Свободу Юрию Деточкину! А на черно-о-ой ска-а-амье, на скамье подсудимых…
— Ферфлюхтен швайне! — вторила ему Санторина. — Лек михь ам арш*, членососы! Бундесвер не сдается!
Leck mich am Arsch! (лек михь ам арш) (нем.) — поцелуй, лизни, чмокни меня в шоколадный глаз, анус, жопу, очко и так далее.
— Политические, — извиняюще пожал плечами надзиратель. — Да еще пришлые бессмертные. Что с них возьмешь, варваров-то? Ничего, ваши милости, сейчас мои ребятки угомонят их.
Действительно, крики адмирала и бундеслейтенантши очень быстро сменились звуками ударов и бранью тюремщиков.
Я мысленно посочувствовал ведьме с воительницей и отписал, что засек их месторасположение, то есть, можно больше не буянить.
К счастью, майордом никак не отреагировал на демаскирующие вопли.
Путешествие по узилищу закончилось у крайней в коридоре камеры.
— Жюль, мать твоя давалка! Простите ваши милости… — надзиратель саданул дубинкой по двери и загремел ключами. — Мордой к стене, козел!
Пронзительно заскрипев, дверь открылась, в лицо пахнуло отвратительным смрадом.
В узкой камере на гнилой соломенной подстилке сидел заросший патлами словно неандерталец, худющий маленький человечек с остренькой физиономией.
— Встать! — надсаживаясь, заорал надзиратель и потянул из петли на поясе дубинку. — Щас я тебя…
— Оставьте его… — зарывая нос платочком прогундосил майордом и обратился к узнику. — Как там тебя, Жюль… нас интересуют ваши знания… передайте их ее милости Пульхерии…
