Гауптман Рутцен честно пытался вести себя нейтрально, но Рихтенгден видел, что назначение бывшего полковника Абвера на должность командира пехотного батальона вызывает у начальника штаба массу вопросов, которые он не решается задать, не желая нарушать субординацию. Полковник невесело усмехнулся, продолжая рассматривать окрестности в бинокль. Ничего, потерпит гауптман. Но почему же, все-таки, так зудит под кожей?
– Я так понимаю, разведку территории за зоной химического заграждения ведет только люфтваффе?
– Да, герр оберст. Выслать пешую разведку не представляется возможным. Теоретически, пройти зону заражения в средствах защиты можно, но сделать это незаметно для противника абсолютно нереально.
– Когда поступил последний доклад от летчиков?
– Два часа назад. Ничего необычного. Русские маневрируют вдоль фронта, перебрасывая резервы на участок прорыва наших танков. Напротив нас занимают оборону части потрепанного стрелкового полка противника. Предпринять какие-либо активные действия они в ближайшее время не смогут.
– Откуда такая уверенность, гауптман?
– Это оценка наблюдателей «летающего глаза», герр оберст.
– Усильте наблюдение за нейтральной полосой, особенно ночью и в предрассветные часы. Мне не нравится эта тишина. Русские на этой войне никогда не вели себя пассивно.
– Химический удар сломил их волю к сопротивлению… – не слишком уверенно произнес начальник штаба.
– Не повторяйте чужие глупости, гауптман, – зло усмехнулся Рихтенгден, – даже если их говорят на самом верху.
* * *
Выдвижение двух танковых бригад на исходные позиции началось в два часа ночи. На несколько ближайших дней погода, к моему сожалению, ожидалась ясная, и господство немецкой авиации можно было свести на нет только ночной атакой. Откровенно слабые ВВС Калининского фронта вряд ли могли серьезно противостоять люфтваффе, и я решил использовать их только в самые ответственные моменты операции.
Идея ночной дегазации местности, по самое некуда залитой ипритом и люизитом, вызвала у химиков бурю возмущения и массу вопросов, однако я остался непреклонен и, в конце концов, командиры батальонов химзащиты были вынуждены признать, что некоторые неудобства, связанные с плохим освещением, явно лучше, чем немецкие бомбардировщики, при свете дня пикирующие на дегазационную технику.
Вид местности со спутников производил на меня сложное впечатление. С одной стороны, немцы подошли к устройству полосы химического заграждения с большой тщательностью. Это меня не удивило – использовать иприт в качестве преграды для движения вражеских войск они неплохо научились еще в Первую мировую, а сейчас у них имелись в распоряжении куда более продвинутые в технологическом плане средства доставки – бомбардировщики с авиационными выливными приборами. С другой стороны, противник явно решил взять количеством вылитой на землю отравы, надеясь, что оно рано или поздно перейдет в качество. В чем-то немцы, конечно, оказались правы, но создать действительно сплошную непреодолимую полосу химического заражения у них все же получилось не везде.
На тщательную химическую разведку у приданных мне батальонов химзащиты ушел бы не один день, да и не дали бы немцы им эту разведку вести – за зараженной территорией они пристально наблюдали с воздуха. Мне, однако, ползать по местности с приборами химической разведки не требовалось. Спутники развернули перед моими глазами виртуальную карту с четко обозначенными пятнами иприта и люизита, имеющими разную окраску в зависимости от концентрации и типа отравляющих веществ.
Безопасные проходы в зоне заражения требовалось делать достаточно широкими, чтобы обеспечить через них ввод в прорыв основных сил Калининского фронта, а это многие десятки тысяч человек с техникой и артиллерией. Прикинув плотность зараженных пятен на разных направлениях и сопоставив эту информацию с конфигурацией немецкой обороны, я с помощью вычислителя выбрал оптимальные направления ударов танковых бригад. Следующим этапом стала прокладка маршрутов для батальонов химзащиты, которые должны были после нашего прорыва максимально быстро дегазировать местность и создать коридоры для прохода войск генерала Конева.
Озвучивая боевой приказ, я не стал объяснять командирам танковых бригад и батальонов химзащиты, как именно я пришел к принятому решению. Честно говоря, я ждал множества вопросов и возражений, но их не последовало. Как оказалось, причина необычайной сговорчивости моих новых подчиненных крылась в появлении в расположении штаба новых действующих лиц. Пока я осуществлял рекогносцировку местности, к нам прибыли люди товарища Берии. Нарком внутренних дел, видимо, решил, что столь важная операция не может проводиться без прямого контроля НКВД, и комиссар госбезопасности третьего ранга Судоплатов получил приказ прибыть в штаб оперативной группы, обеспечить должный уровень секретности и на месте оказать подполковнику Нагулину всемерное содействие в организации операции. Вот именно последнее, то есть «оказать всемерное содействие», похоже, и повлияло на командиров частей, задействованных в контрударе, и отбило у них всякую охоту обсуждать мои приказы – Судоплатова, в отличие от меня, здесь знали неплохо.
Мой бывший начальник прибыл, естественно, не один. Его сопровождала рота бойцов НКВД, в составе которой оказалось и две боевых тройки подполковника Лебедева с ним самим во главе. Похоже, у Судоплатова была и побочная задача – по возможности испытать в боевых условиях новый формат диверсионной группы. Честно говоря, я пока плохо понимал, какие задачи они собираются здесь решать, но думать об этом мне было откровенно некогда.
Первое химическое пятно встретилось нам почти в пяти километрах от немецких окопов. Танковые бригады шли единой колонной, иначе мне было бы не провести столько людей и техники через зараженную территорию. Головной и боковые дозоры я высылать не стал. По уставу, конечно, следовало бы, однако сателлиты подсказывали мне, что вокруг противника не наблюдается. Ну а просто так, ради спектакля, посылать людей купаться в иприте я не счел возможным.
– Колонна, стой! – я поднял руку, и ехавшая сразу за мной дегазационная машина АХИ резко остановилась, громко проскрипев тормозами. – Впереди сто пятьдесят метров дороги заражено люизитом. Начало пятна в семидесяти метрах отсюда. Расчету приступить к дегазации!
– Есть! – старший сержант, командовавший отделением обеззараживания, никаких вопросов задавать не стал, в отличие от его начальника.
– Товарищ подполковник, мы не провели химическую разведку, – подскочил ко мне командир батальона химзащиты. Если так расходовать реагент, хлорная известь закончится через пару километров.
– Хорошо, комбат. Возьмите пробы грунта и снега, но только быстро. Через пять минут машина АХИ должна приступить к работе.
– Кучеров! – выкрикнул командир батальона, подзывая бойца с прибором химической разведки. – Выдвинуться на восемьдесят метров вперед по дороге и взять пробы грунта!
– Есть! – боец, уже одетый в костюм химзащиты, махнул рукой второму номеру и, дождавшись его, быстро зашагал вперед по дороге, на ходу надевая противогаз и подсвечивая себе путь фонарем.
