– И что вы хотите настолько срочно доставить людям Лелюшенко?
– Гранатометы, индивидуальные противохимические пакеты, реагенты для дегазации и костюмы химзащиты из двухслойной прорезиненной ткани. Как мне сказали, их выпуск уже налажен прямо в Москве.
– Для подготовки такой операции потребуется не меньше восьми часов. Сейчас уже вечер…
– Значит, полетим перед самым рассветом. Пойдем прямо над головами немцев, сидящих в Московском котле. С боеприпасами у окруженных плохо, и стрелять по идущим на большой высоте самолетам они не станут. Ну а если сунутся ночные истребители, у нас есть, чем их встретить.
* * *
– Десять минут назад на связь выходил Лебедев, – сходу сообщил мне Судоплатов, как только я перешагнул порог его кабинета. – Кисло там у них. У Лелюшенко большие потери. К вечеру немцы притихли, но утром снова полезут. В нашей роте тоже есть убитые и раненые, но твои все целы.
Судоплатов уже несколько раз делился со мной новостями из Ржевского котла, получаемыми от подполковника Лебедева, принявшего командование ротой НКВД. Я, конечно, и без него знал, что с Леной и сержантами все пока относительно нормально, но своему бывшему начальнику все равно был благодарен.
– Вылет конвоя транспортников назначен на четыре тридцать, – сообщил я Судоплатову, – ПС-84 повезут грузы для Лелюшенко. В основном средства химзащиты и гранатометы, чтобы было чем танки Клейста завтра утром встретить. У меня в ТБ-7 тоже есть запас места. Хочу взять груз специально для роты Лебедева, но мне нужна помощь с комплектованием.
– С эти проблем не будет, – кивнул диверсант, – хочешь обеспечить их новыми защитными костюмами?
– В основном да, но и еще кое-чем по мелочи. Их ждет тяжелый день, и мне бы хотелось дать им дополнительный шанс дожить до завтрашнего вечера.
– До вечера? Думаешь, потом все сразу изменится?
– Само, конечно, не изменится. Но мы-то здесь для чего?
* * *
Полковник Рихтенгден открыл глаза и его взгляд уперся в низкий деревянный потолок. Судя по окружающей обстановке, он находился в госпитале. Как его сюда привезли, полковник не помнил. В дороге от тряски, ранений и общего отравления организма он потерял сознание, что, судя по всему, было даже хорошо.
Рихтенгдена изрядно подташнивало, раны жгло и дергало какой-то странной неестественной болью. Голова при этом оставалась относительно ясной, но общее самочувствие сильно угнетало. Палата, в которой лежал полковник, была оборудована в небольшой комнате деревенского дома, и Рихтенгден порадовался тому, что, наконец, оказался в тепле. Безумные русские морозы успели выстудить его организм даже за то относительно непродолжительное время, которое он провел в должности командира пехотного батальона. Окончательно его добила поездка в кузове грузовика. Серьезные ранения очень плохо переносятся в условиях сильного холода, и перед тем, как потерять сознание Рихтенгден подумал, что еще чуть-чуть и он просто превратится в ледышку. Однако санитар-фельдфебель, видимо, тоже это понимал и каким-то образом не дал полковнику замерзнуть окончательно. Хотя, вполне возможно, что ехать оставалось не очень далеко, и ему просто повезло не успеть умереть от переохлаждения.
Дверь открылась, и в комнату вошла молодая женщина в белом халате.
– Герр оберст, вы очнулись! – на ее лице появился намек на улыбку, – Как вы себя чувствуете?
– Отвратительно, – голос Рихтенгдена прозвучал слабо и болезненно. – Тошнит и раны сильно беспокоят.
– Это типичная картина сочетания осколочных ранений с отравлением люизитом, – в ответе сестры милосердия полковник услышал вполне искреннее сочувствие, – Я сделаю вам укол обезболивающего, но злоупотреблять этим нельзя. Выздоровление быстрым не будет, и вам придется набраться терпения.
– Это я уже понял.
– Сейчас лекарство подействует, и на некоторое время боль отступит, – сообщила женщина, завершив несложную процедуру. – С вами хочет поговорить герр командующий. Он уже прибыл в наш госпиталь.
Через десять минут Рихтенгдену действительно стало легче и, словно почувствовав этот момент, в комнату вошел генерал-полковник фон Клейст.
– Герр генерал… – Рихтенгден с трудом повернул голову, чтобы увидеть командующего.
– Не шевелитесь, полковник, – кивнул Клейст, – Я в курсе вашего состояния. Мне будет достаточно слышать ваши ответы на мои вопросы, но для начала я хочу выразить вам благодарность от имени командования первой танковой армии. Действия вашего батальона и своевременная информация об опасном противнике позволили штабу армии своевременно отреагировать на прорыв русских танков и добиться окружения войск противника, наносивших контрудар по нашему северному флангу.
– Я слишком хорошо его знаю, герр командующий, – с некоторым трудом произнес Рихтенгден. – Он не остановится, если, конечно, его не остановите вы.
– Вы о русском корректировщике, полковник? – вопрос Клейста прозвучал риторически, – Мне без разницы по каким причинам способного аналитика и перспективного сотрудника Абвера вышвырнули из Берлина на фронт командовать пехотным батальоном. Я вижу перед собой настоящего немецкого офицера, делающего для нашей победы все, что в его силах. Именно поэтому я здесь. Вы уже не раз сталкивались с этим противником, и лучше вас никто не сможет предсказать его дальнейшие действия. Возможно, те, кто отправил вас сюда, этого не понимают, но здесь, на фронте, мне безразлично их мнение. Я должен знать, как русские будут использовать возможности этого человека в ближайшие дни.
– Мне потребуется карта, герр командующий.
Клейст пододвинул к кровати Рихтенгдена два свободных стула и расстелил на них извлеченную из портфеля карту. В течение пары минут командующий обрисовал полковнику текущую обстановку и несколькими скупыми фразами ответил на уточняющие вопросы.
– Герр генерал-полковник, я думаю, сегодняшней или завтрашней ночью нам следует ожидать массированного авиаудара противника. Фамилия русского стрелка – Нагулин. Он уже не раз наводил бомбардировщики на цели в нашем тылу, и это всегда происходило ночью.
– По каким целям будут нанесены удары?
– Здесь нет четких закономерностей. Все зависит от того, какую задачу он посчитает главной. На западном берегу Днепра были атакованы войсковые колонны. Под Киевом целями стали штабы и батареи 88-миллиметровых зениток. Под Вязьмой удар наносился по аэродромам, причем в основном даже не по самолетам, а по летной инфраструктуре. Куда он ударит сейчас? Думаю, вариантов всего два: ваши танки, сосредотачивающиеся для рассечения окруженной группировки русских, и штабы армейского, корпусного и дивизионного уровней.
– Значит, ночью? – уточнил Клейст и опустился на стул у кровати Рихтенгдена.
– Днем даже его способностей не хватит на то, чтобы отбиться от массированной атаки «мессершмиттов».
– Ночных истребителей у меня почти нет, – с досадой в голосе произнес Клейст, – После потерь, понесенных ими в небе под Вязьмой, командование люфтваффе отказалось выделять самолеты с радиолокаторами на цели, не связанные с противовоздушной обороной городов Рейха.
