О! если бы только она могла найти способ рассчитаться с ним за ту подлость, которую он совершил!
Эти мысли не оставляли ее ни на мгновение. Единственное место в Библии, которое она могла читать снова и снова, была история о вдове, говорившей судье: «защити меня от соперника моего», и которая была вознаграждена за свою настойчивость.
Так прошло две недели. Она сильно исхудала, но огонь, горевший в ней, разгорался все сильнее, в то время как телесные силы иссякали.
А затем, словно молния полыхнула у нее в голове. Она вспомнила о Проклятом колодце св. Элиана, неподалеку от Колвина. Она вспомнила, что последний «служитель колодца», старик, прожил тяжелую жизнь, что он посвящал послушников в тайны колодца; чиновники выманивали у них деньги под разными предлогами, а затем отправили в Честерскую тюрьму; после чего священник из Лланнелина взял лом и разворотил источник, сделал все, что было в его силах, чтобы не только уничтожить его, но и всякую память о нем.
Но источник продолжал бить. Утратил ли он свои способности? Могли ли священник и чиновники свести на нет то, что существовало веками?
Кроме того, она вспомнила, что внучка «служителя колодца» жила в доме престарелых Денби. Возможно ли, чтобы она знала ритуал св. Элиана? Поможет ли она мятущемуся сердцу матери?
Миссис Уинифред Джонс решила попробовать. Она отправилась в дом престарелых, нашла там нужную ей женщину, – старое, немощное существо, – и поговорила с ней. Бедная, несчастная старушка говорила невнятно, не желая быть втянутой в разговор о ее тайных знаниях, поскольку боялась преследований со стороны чиновников и работников дома, если она скажет все начистоту; однако настойчивость миссис Джонс, ее горячность в стремлении к цели, а также, в немалой степени, полсоверена, помещенные в руку старушки, и обещание еще одной такой же монеты в том случае, если та поможет ей, сломали, наконец, сопротивление внучки «служителя колодца», и та рассказала ей все, что знала.
– Вам следует посетить св. Элиан, мадам, – сказала она, – когда луна пойдет на убыль. Вам нужно написать имя того, чьей смерти вы желаете, на гальке, положить ее в воду и прочитать шестьдесят девятый псалом.
– Но я не знаю его имени, – огорченно прошептала вдова, – и у меня нет никакого способа его узнать. Я хочу, чтобы умер человек, убивший моего сына.
Старушка помолчала, затем сказала.
– Тогда нужно поступить по-другому. Даже в этом случае, есть возможность. Убитый, он ведь приходился вам сыном?
– Да, и предатель заманил его в ловушку.
– Тогда вам нужно призвать вашего сына по имени, и бросить гальку со словами: «Господи, пусть он отомстит за меня врагу моему, пусть вычеркнет имя его из Книги жизни!» Вы должны повторять эти слова и бросать гальку до тех пор, пока не увидите, как вода в роднике вскипит и не станет черной, как чернила. Это будет знаком того, что ваши мольбы услышаны и что проклятье пало на голову вашего врага.
Уинифред Джонс ушла от нее, окрыленная надеждой.
Она дождалась, когда луна пошла на убыль, и отправилась к роднику. Он находился возле изгороди, среди деревьев. Заросший, он, по всей видимости, не использовался длительное время. Но все еще выбивался из-под земли. Рядом лежали несколько камней, прежде служивших его оградой.
Она огляделась. Поблизости никого не было. Солнце клонилось к закату, скоро должны были наступить сумерки. Она склонилась над водой – та была совершенно прозрачна. Она подобрала несколько галек.
Потом произнесла:
– Анерин, приди мне на помощь против твоего убийцы. Пусть имя его будет вычеркнуто из Книги жизни. Господи, дай мне защиту от врага моего!
После чего бросила в воду камешек.
Камешек булькнул. Больше ничего не произошло.
Она на мгновение прервалась, затем снова запричитала.
– Анерин, приди мне на помощь против твоего убийцы. Пусть имя его будет вычеркнуто из Книги жизни. Господи, дай мне защиту от врага моего!
И бросила в родник еще один камешек. Раздался небольшой всплеск, но после того как рябь улеглась, стало видно, что никаких изменений не произошло.
И в третий, и в четвертый раз произносила она свое заклятие; сквозь деревья над родником пробивался сноп ярких солнечных лучей.
Затем она услышала шаги на дороге и затаила дыхание, ожидая, пока они затихнут вдали.
Потом продолжила бросать камешки и произносить слова заклятия, пока на дно не упала семнадцатая галька; вода вскипела и превратилась в чернила; вдова прижала руки к груди и облегченно вздохнула; ее молитва была услышана, ее проклятие обрело силу.
Она высыпала оставшуюся гальку, оправила на себе одежду, и ушла, радостная.
* * *
Случилось так, что в тот же самый вечер Якоб ван Хеерен отправился спать пораньше, поскольку поднялся до рассвета и весь день провел в дороге. Его родные спали в соседней комнате, когда были разбужены страшным криком, раздавшимся из его спальни. Якоб был вспыльчивым, властным человеком, привыкшим криком обращаться с женой и детьми, когда у него имелась в них нужда; но этот крик был необычным, в нем слышались нотки страха. Жена поспешила к нему, узнать, в чем дело. Она нашла старого бура сидящим на постели, вытянувшим одну ногу; его лицо потемнело; его глаза вылезли из орбит; рот открывался и закрывался, нечесаная седая борода шевелилась, – он пытался говорить, но не мог произнести ни слова.
– Пит! – позвала она старшего сына. – Иди сюда, взгляни, с твоим отцом что-то не ладно.
Пит и другие вошли и обступили кровать, тупо глядя на старика, не в силах понять, что с ним случилось.
– Дай ему немного бренди, Пит, – сказала мать. – Он выглядит так, словно у него припадок.
Когда некоторая порция спиртного смочила ему горло, фермер несколько пришел в себя и хрипло сказал:
– Уберите это! Живо!
– Что убрать?
– Белый флаг.
– Здесь нет никакого белого флага.
– Да вот же он… обвивает мою ногу.
Жена посмотрела на вытянутую ногу, но ничего не увидела. Якоб рассердился, принялся ругаться и крикнул:
– Да снимите же его! У меня нога словно огнем горит!
– Но здесь ничего нет.
– А я говорю, что есть. Я сам видел, как он вошел…
– Кто вошел, отец? – спросил кто-то из присутствовавших.
– Тот самый лейтенант, которого я застрелил, когда он принес мне воды, полагая, что я ранен. Он вошел в дверь…
– Это невозможно; он бы нас разбудил.
– Повторяю, он вошел в дверь, я отчетливо его видел. В руке он держал какую-то белую тряпку, подошел ко мне и обернул флагом мою ногу. Теперь она горит, словно в огне. И я не могу его снять. Скорее, скорее снимите его.
– Еще раз говорю тебе: здесь ничего нет, – сказала его жена.
