Теперь, когда Кайман привык видеть Мышку и успел основательно отвыкнуть от Везунчика, ему сразу бросилось в глаза, как сильно они похожи. Ёшкин кот! Да что же это всё-таки значит? Сталкер не стал разводить длинные предисловия.
— Сейчас к нам выйдет девушка. Моя… — он вспомнил влюбленную парочку из Буряковки и усмехнулся, — моя невеста. Её зовут Алина Сергеевна Пономаренко. Тебе это имя что-нибудь говорит?
Везунчик вздрогнул. Но если бы Кайман не наблюдал внимательно за напарником, он бы этого не заметил, потому что голос его прозвучал ровно.
— Говорит, — спокойно сказал Тим. — Я полагаю, она моя сестра.
— Опа!
Дядя Миша, про которого они забыли, восхищённо вытаращился на Везунчика.
— Вот это номер! Так, мужики, ничего без меня не выясняйте, я сейчас водки прихвачу и вернусь.
Проводник повернулся к дому, и тут в дверях показалась Мышка.
— Ну, здравствуй, сестрёнка! — сказал Везунчик.
Мышка молча подошла к ним, заглянула Тиму в лицо. Потянулась и бессознательным жестом взяла Каймана за руку, сжала запястье, продолжая вглядываться в молодого светловолосого мужчину, который стоял перед ней. Кайман волей-неволей смотрел и сравнивал вблизи два лица, мужское и женское. Ну да, насколько он мог судить, либо перед ним близкие родственники, либо это очень уж невероятное совпадение.
— Здравствуй, — сказала девушка.
Кайман отметил, что Мышка всё-таки не назвала Везунчика братом.
— Ты меня помнишь? — требовательно спросила она. Тим покачал головой.
— Прости. Я ничего не помню из своего раннего детства.
Кайману показалось, что при этих словах девушка немного отстранилась от Везунчика.
— А почему ты решил, что я твоя сестра?
— Вот поэтому.
Тим полез в нагрудный карман куртки и вынул оттуда старинный медальон на цепочке, на котором ещё сохранились остатки позолоты. Он щёлкнул рычажком, и медальон раскрылся. Внутри была маленькая фотография вылинявших цветов, на которой мало что можно было разобрать. Её увеличенная копия в наладоннике Тима, которую Кайман с Мышкой видели, выглядела гораздо более внятно.
— Дай.
После недолгого колебания Везунчик протянул медальон Мышке. Девушка положила его раскрытым на ладонь, некоторое время вглядывалась в снимок, а потом коснулась медальона губами и прижала ладонь к щеке. Когда она отняла ладонь, на щеке остался отпечаток.
— Так почему? — повторила она вопрос. — Ты увидел фотографию и решил, что малыш вместе с нами — это ты. Почему?
Медальон Мышка закрыла и надела цепочку на шею. Тим тоскливо проводил его глазами, но не решился возражать.
— Там, на снимке, мой любимый жираф, — сказал он. — Он был со мной, когда меня нашли в Зоне. Я до семи лет без него заснуть не мог. Вы бы видели, на что он стал похож! Мама его сто раз выкинуть хотела, а я не давал. Ну, то есть моя вторая мама, приёмная… Это длинная история вообще-то…
— Большую часть этой истории мы уже знаем, — вмешался Кайман. — Но в ней зияет дыра величиной с Атлантический океан. Матвею Пономаренко сейчас должно быть четырнадцать лет. Если это ты, какого чёрта тебе двадцать?
— Около двадцати, да, — кивнул Везунчик. — Приёмные родители мой возраст определили на глазок, сами понимаете…
— Тим, — с обманчивой мягкостью сказал Кайман. — Не крути. Я не спрашивал твой точный возраст. Я спросил, почему тебе лет на шесть больше, чем должно быть Матвею?
— Потому что меня забросило в прошлое, — твёрдо сказал Везунчик. — Чёрт побери, Кайман, что ты на меня так смотришь? У меня у самого крыша едет от такого расклада, но других вариантов нет. Думаешь, я вру? Ты что, первый день меня знаешь?
— В последнее время мне стало казаться, что я совсем тебя не знаю, — проворчал Кайман. — Да нет, я же вижу, вы с Мышкой похожи, как… ну да, как брат и сестра. Но жираф на фотографии — это, знаешь ли, для меня не доказательство. Пойди ещё разгляди там того жирафа… Мышонок! Ты помнишь игрушку на снимке?
— Не-а, — покачала головой Мышка.
Дядя Миша, который всё это время страдал без водки, но не решался покинуть выясняющую отношения компанию, решил внести ясность.
— Щас полагается найти особую примету, — уверенно заявил проводник. — Самое время. Ну, там, родимое пятно в форме фасолины или приметный шрам. Есть у тебя родинка, Тимофей?
— Нету, — развёл руками Тим.
— Что значит «полагается»? — возмутилась Мышка. — Вы, дядя Миша, сериалов небось насмотрелись, но мы-то причём?
— Ну, нет так нет, — пошёл на попятный дядя Миша. — Я хотел как лучше… Эх! Так я и думал, без бутылки не разберёшься.
И он заторопился в дом.
— Давайте я вам расскажу всё по порядку… — начал было Тим. Дядя Миша выскочил обратно из дома как ужаленный.
— Слышь, ребята, Клоун очнулся!
Головоломная история Везунчика вытеснила у Каймана из мыслей всё остальное. Попросту говоря, он совершенно забыл о Клоуне и теперь недоуменно уставился на проводника. Очнулся, ну и хорошо. Кричать-то чего?
— Совсем очнулся! То есть пришёл в себя и разговаривает! Ну, то есть, нормальный он, вы поняли? Видать, закоротило его молнией в нужном месте.
Да что проводник несёт, плешь его побери? Это Клоун-то нормальный? Или сам дядя Миша с нарезки слетел? И то сказать, всю ночь до утра он квасил, затем от огорчения добавил, а сейчас ещё полирнулся — и ку-ку, прощай, крыша.
— Поняли мы, поняли, — ласково согласился Кайман. — А давай-ка ты, дядя Миша, спать ляжешь, а?
— Да какой спать! — возмутился проводник. — Я ж вам говорю!…
Отстранив хозяина дома, в дверях появился Клоун. Взгляд его обежал всех троих и остановился на Каймане.
— Привет, крокодилище, — сказал Клоун, причём не тем дребезжащим фальцетом, к которому Кайман уже успел привыкнуть за последние три года, а вполне нормальным, хотя и хриплым голосом. — Чего тебя перекосило? Бухал, что ли, неделю подряд? Слушай, что-то я не помню, как сюда попал. То ли ужрался в ноль, то ли контузило меня… Мы вообще где?
Мышка громко ахнула.
— Контузило, — прошептала она. — Вчера. Шаровой молнией ударило. Дядя Миша сказал… Клоун! Ты, что ли, в себя пришёл? От электричества?
— Какой ещё клоун?!
Мужчина недоуменно посмотрел на девушку. Затем перевёл взгляд на свои руки. На лице его медленно проступил ужас. Он с трудом пошевелил пальцами опухшей левой руки, медленно ощупал своё лицо, затем глянул на свою одежду, грубо сшитую из двух половин, как уродливый шутовской костюм.
— Что это значит? — потрясённо спросил мужчина. — Я что, сошёл с ума?!
— Наоборот.
