Нет, все правильно, конечно. Нельзя от судьбы требовать много. Надо ее благодарить за то, что есть. Да и как – требовать? Что у нее есть, чтобы требовать? Красота? Талант? Дворянская родословная? Ведь нет же ничего такого! Только протест неосознанный изнутри и лезет, выплескивается раздражением. Хотя… Вот взять, к примеру, того же ведущего из передачи «Пусть говорят». Если его месяц к стилистам не водить да заставить жить без привычного благоустройства, от его гламурной красоты да орхидейной нежности тоже одни перышки останутся. И дворянской родословной у него наверняка нет. Говорят, он вообще в Москву из какого-то заштатного провинциального городка приехал. Так что, получается, можно поднапрячься да и потребовать от судьбы большего, коли такой случай выпадет? Только правильно поднапрячься надо?
Помнится, девчонки-однокурсницы, сидя вечерами в тесной общежитской комнатушке, так же рассуждали – не надо, мол, ничего бояться, в борьбе за место под солнцем все средства хороши. И конечно же, под этим самым местом, которое солнцем освещено, предполагалось удачное замужество… А как еще бедным девушкам, выбравшим себе низкооплачиваемую медицинскую стезю, обмануть судьбу-маргиналку? Только так – замуж прилично выйти. И тут уж, действительно, все средства хороши. Можно и на собственном уничижении поиграть, если с умом к нему подойти. Да, именно так и рассуждали… Подстегивали друг друга на подвиги.
И кстати, у многих же получалось! Даже у самых убогеньких! Присмотрят себе добычу покрупнее и прилипают к ней намертво. Их в дверь гонят – они в окно лезут. Через слезы, через сопли, через «люблю-не могу» таких себе мужиков отхватили, что обзавидуешься! А у нее все не получалось никак… Не могла через гордыню переступить. А может, Леха ей мешал. Не сам по себе, конечно, но все равно – мешал! Знание о том, что живет где-то в Одинцово Леха Власов со своей преданной любовью, странным образом поднимало ее над зверствующей матримониальной суетливостью. Глупой уверенности придавало. Вроде того – у них, у девчонок, всего лишь низменная борьба, а у нее – самое что ни на есть настоящее в жизни присутствует… А если присутствует, значит, она особенная! Случилось же «настоящее» с Лехой, так почему бы и другому объекту этим «настоящим» не произрасти? Надо просто подождать немного, и обязательно будет «настоящее». Серьезное, достойное и влюбленное без всякого с ее стороны уничижения, и непременно с городской благоустроенной квартирой.
Так, впрочем, и поучилось – дважды ей судьба во время учебы шанс давала. Однако с первым ростком «серьезного, достойного, влюбленного» сразу как-то не задалось. Вроде и начиналось все красиво, а потом душа восстала – не хочу, и все! После первого же поцелуя и восстала. Ну, не насиловать же было себя, в самом деле…
А со вторым шансом… То бишь ростком… Наверное, в тот момент на почве ее судьбы засуха случилась. А жаль. Потому что парень для устройства счастливой семейной (а главное, вполне городской) жизни очень даже подходящий был. Серьезный пятикурсник из строительного, Глебом его звали. Имя-то какое состоятельное – Глеб! И на нее этот Глеб, помнится, тоже смотрел так, будто приценивался к счастливому семейному партнерству…
Однако все его мамаша испортила. Боже, как она тогда трепетно собиралась на смотрины к той мамаше! Оделась, как отличница – белый верх, черный низ, прическу строгую сделала, косметики – совсем чуть-чуть… Из кожи вон лезла, чтобы приятное впечатление произвести. И руки за столом-угощением все время тряслись – не дай бог приборы перепутать да плохие манеры выказать. Откуда им было взяться, манерам-то? Сроду они в своей семье с салфетками на коленях да с подтарельниками под тарелками за стол не садились… Сразу и оконфузилась с этим подтарельником, после супа в него второе блюдо накладывать начала…
А мамаша еще и вопросы прямо в лоб задавать принялась. Не дождалась, когда конфуз утрясется. Вроде и простые вопросы на первый взгляд, но с подтекстом.
– А ваши родители, Анечка, где живут?
– В Одинцово, это два часа на автобусе…
– Да-да, я это уже поняла. Я спрашиваю про условия проживания…
– А-а-а…У них частный дом.
– М-м-м!
Это мамашино «м-м-м» пропелось вполне на первый взгляд оптимистично. Она даже приободрилась чуть, похвалив себя за то, что удачно сделала акцент на слове «частный». Весьма прозвучало значительно.
– А мама ваша, Анечка, где работает?
– Она… На птицефабрике… Она ветлабораторией руководит!
– М-м-м…
На этот раз мычание прозвучало уже так себе, с ноткой задумчивости. Будто мамаша примерялась к ее торопливому «руководит». И впрямь, проговорила его, будто извинением за «птицефабрику» выстрелила.
– А папа? Где ваш папа работает?
– Папа… А папа, он… Он болеет сейчас…
– Да? Ой, как жаль… Ну ничего, не расстраивайтесь, Анечка. Все мы болеем, все выздоравливаем…Ну, а все-таки, где он работает?
– Он… Его на инвалидность перевели…
– М-м-м?
А вот это мамашино «м-м-м» прозвучало уже совсем кисло. Вроде как и приговором даже прозвучало.
– Мам, ну чего ты ей допрос учиняешь? – запоздало хватился Глеб, досадливо стрельнув на мать глазами. – Видишь, она и так не в своей тарелке…
Ох, лучше бы уж не говорил про эту «тарелку»! Как будто лишний раз подчеркнул, что она не из их «городского» круга. Потом, когда пошел ее до общежития провожать, она не удержалась, попрекнула его этим невольным «подчеркиванием». И маминой бестактностью под горячую руку попрекнула. И он тоже в долгу не остался:
– А зачем ты на отцовской инвалидности зациклилась? Ну, сказала бы – там-то и там-то работает… Что, трудно было? У матери вообще предвзятость относительно всяких там инвалидностей… Она считает, что молодой семье никакие заботы о больных родителях мешать не должны…
Ох, как она тогда на него взъярилась! Слово за слово зацепилось, поссорились… Потом, когда первая обида прошла, опомнилась, конечно, да уж поздно было.
Хотя…Наверное, это и был как раз тот случай, когда следовало тоже в окно лезть да сопли-слезы в ход пускать, да по всем правилам завоевания саму себя предлагать и «люблю-не могу» включать. Да, надо было, но опять из нее гордыня полезла, засияла печатью во лбу – я не такая, я девица сильно «порядочная»! Хотя, если честно, какое уж там от этой печати сияние… Так, обыкновенный синий штампик. Никому шибко и не нужный. Кто сейчас эту пресловутую «девичью порядочность» в расчет берет? Смешно, не модно… Вроде и понимала она эту «не модность», и стыдилась даже, а вот, поди ж ты, не смогла, застопорилась на своих деревенских комплексах.
Стыдно сказать, но с этой «порядочностью» она до самого замужества так и не рассталась, Лехе как подарок преподнесла. Он и удивился, и оценил, конечно, но… Ей-то от этого какая радость? Лежать на убогом диване да запахом жареной картошки наслаждаться? А утром опять по Одинцовским улочкам грязь месить?
Вздохнув, она рывком поднялась с дивана, зачем-то подошла к зеркалу, осмотрела себя с головы до ног. Улыбнулась скептически – ну ни фига, как сама себя раззадорила… Мало, значит, судьба дала? Леху тебе не надо стало? А кого тебе надо, милая, с такой заурядной внешностью? Ты ж не модель, чтобы на тебя какой-нибудь Александр Синельников, к примеру, внимание обратил. Не толстая, но и стройности нежной отродясь в тебе не было. Ты всего лишь крепенький гриб-боровик. А еще про таких говорят – кровь с молоком. И веснушки у тебя вон по щекам, по носу рассыпаны, совсем не модельные…
