– Да кто их, мужиков, разберет… Он ведь не простой человек, сами видите. Городской, не нашинский, все у него будто с вывертом. Даже и не поел ни разу, чего я ему сготовила. Моргует, стало быть. И Варенькой моей теперь моргует…
– Да вовсе он не… моргует, что вы!
Она хотела сказать – не пренебрегает, но сам собой соскочил с языка этот дурацкий местный диалект, словно поневоле захотелось потрафить несчастной женщине.
– Ну да, ну да… Не слушайте вы меня, это я так, от горя злобничаю. И в самом деле, не сидеть же ему тут, около нас.
– Понимаете, ему же работать надо! Он действительно человек непростой, это вы правильно сказали. Вы лучше… Денег у него попросите, Татьяна Михайловна. Вам сейчас очень много денег понадобится. И на специальное питание для Вари, и на лекарства, и на памперсы…
– Не буду я ничего просить! Еще чего – просить! Да и какие там памперсы? Что она, малое дитя, что ли?
– Сейчас и для взрослых есть, в аптеке вам все расскажут.
– Да ну… Баловство какое. Что я, за родной дочкой постель не перестелю да не постираю?
– Нет, тут не в вас дело, Татьяна Михайловна. Тут… В сохранении Вариного достоинства дело. Вы уж послушайте, что я вам говорю. Так и вам легче будет, и ей.
– И все равно – не буду у него денег просить! – вдруг резко вскинула она голову, полоснула сквозь слезы горделивым отчаянием.
– Ну, не просите. Я думаю, он и сам догадается.
– О чем я должен догадаться? – тихо прозвучал у них за спинами голос Александра.
Переглянувшись, они посмотрели друг на друга растерянно. Татьяна Михайловна первая отвела взгляд, поджав губы, принялась переставлять с места на место завернутые в газеты банки, сердито сосредоточившись на своем занятии.
– Так о чем я должен сам догадаться? – снова приступил к ней с вопросом Александр.
Было в его вопросе что-то совсем уж трагически безысходное. Она глянула с удивлением, пожала плечами, произнесла неуверенно:
– Так о деньгах… Я думаю, Татьяна Михайловне одной не под силу будет, у нее пенсия маленькая…
– Ах, это…
Ей показалось, он даже вздохнул с облегчением. Нет, неужели и впрямь подумал, что они его постоянного присутствия рядом с Варей требуют? Чтобы жил вот здесь, в этом домике, чтобы и на работу еще устроился? Водителем на птицефабрику, например? Или в парикмахерскую – вместо Таньки Селивановой? Смешной, ей богу…
– Я думаю, об этом и говорить не стоит, – снова торопливо заговорил Александр, – в деньгах у вас недостатка не будет, Татьяна Михайловна. И в деньгах, и в продуктах, и в лекарствах… В общем, все, что надо… Уж в этом обстоятельстве вы можете быть совершенно уверены!
Он красноречиво развел руки в стороны, резким рывком поднял и опустил плечи, добавил с прежней торопливостью:
– Да и я буду приезжать каждый выходной! А может, и чаще! Вы можете полностью и абсолютно мною располагать!
– Ой, да какое уж там – располагать… Хотя и спасибо тебе на добром слове, милок, – повернувшись к нему всем корпусом, склонила женщина седую голову. Тихо всхлипнув, снова принялась искать на груди заветное полотенце, не нашла, махнула безнадежно рукой, проговорила сдавленно: – Вот, я тут собрала тебе с собой кое-чего… Помидоры, огурцы, опята маринованные…
– Ой… Я вас умоляю, Татьяна Михайловна! – испуганно глянул на сгрудившиеся на столе газетные свертки Александр, – не надо ничего, пожалуйста!
– Да отчего ж? Тут все свое, домашнее. Как откроешь потом баночку, так и нас с Варюхой вспомнишь… Возьми, не обижай!
– Нет, но я и впрямь не могу!
– Ну да, ну да… – с явной обидой произнесла Татьяна Михайловна, любовно оглаживая газетные свертки, – оно конечно, где уж нам… Не по нутру, значит, наши гостинцы пришлись…
– Не спорьте с ней, Александр… – подойдя поближе, тихо шепнула она ему на ухо, – что вам, трудно? Видите, как для нее это важно…
– Да как я это возьму? Я же без машины! – так же тихо прошептал он ей на ухо, – я же Варю сюда на «скорой» привез… И я понятия не имею, как отсюда выбираться! Нет, я могу машину вызвать, конечно, но… Не хочу, чтобы кто-то узнал о том, где сейчас Варя находится. Так спокойнее, понимаете? Этим журналюгам только пищу для сплетен дай… А как, в самом деле, отсюда выбраться?
– Да очень даже просто! Дойдете до автостанции, сядете на автобус и поедете. Я вас провожу, мне все равно по пути…
И вовсе не было ей туда «по пути». Наоборот, путь предстоял абсолютно в другую сторону – больные на вызовах ждали. Но черт его знает, отчего вдруг с языка сорвалось это «по пути»! Наверное, из их совместного перешептывания выползло, из образовавшегося на секунду единого пространства. Выползло и обволокло чем-то тревожным, пугающим. Да еще и взглянул он так заговорщицки-благодарно, что она вдруг поперхнулась странным волнением. Но в следующую секунду сама же этого волнения и устыдилась – вот еще, напасть какая! Что она ему тут, модель? Хотя… Ничего тут стыдливого и нет, наверное. Он же не простой человек, он особенный, значит, и харизма у него должна быть особенная, именно такая, чуть волнующая.
– Татьяна Михайловна, вы простите меня, ради бога! Конечно, я с удовольствием заберу все эти… как их… гостинцы! Только у меня и сумки с собой никакой нет… Как я их понесу?
– Ой, так это я мигом… – радостно встрепенулась женщина, выуживая из кухонного стола цветастую матерчатую котомку. – Смотри, какая сумочка удобная, крепкая! Нормально и донесешь!
– Вы думаете? – с ужасом уставился Александр на предложенную «сумочку», потом, будто спохватившись, провел рукой по небритым щекам, понуро склонил голову: – А впрочем, конечно… Спасибо, Татьяна Михайловна, спасибо…
– С Варюшей-то будешь прощаться, или как? – передавая ему котомку в руки, тихо спросила женщина.
– Да мы с ней уже попрощались… Она задремала немного, пусть поспит. Думаю, так лучше будет. А в субботу я приеду. В крайнем случае, в воскресенье. Где моя куртка? Ах, да, вот же она…Ну все, кажется? Ой, чуть не забыл… Вам же деньги нужны…
Он потянулся во внутренний карман куртки, вытащил изящный кожаный кошелек, открыл таким же изящным движением пальцев.
Ей вдруг стало ужасно неловко при этой сцене присутствовать. Проговорив торопливо – завтра, мол, зайду во второй половине дня, – быстро повернулась, шагнула к выходу.
На улице накрапывал дождь. Сырой воздух с удовольствием вливался в легкие, ветер холодил щеки, отбрасывал волосы на лицо. У калитки она остановилась, поджидая Александра, потянула руку к рябине, раскорячившей свои краснолапые руки из палисадника, сорвала горсть ягод, сунула в рот. Терпкая горечь обожгла глотку, холодные капли сорвались с мелких рябиновых листьев, полетели прямо в лицо. И, странное дело, освежили его будто! Улыбнулась, дернула ветку на себя еще раз, втянула голову в плечи… Вроде как схулиганила, что ли? Откуда вдруг такая игривость взялась? Или «прикольность», как выразилась бы сейчас любопытная Лидочка?
