Мелькнула, конечно, робкая мыслишка – может, не ходить сегодня к Анисимовым? Мелькнула и сгинула стыдливо – еще чего! Как это – не ходить, если она Александру Синельникову обещала? Нет, надо идти.
А только идти туда было отчего-то боязно. Не хотелось, и все тут! Напало вдруг странное нехорошее волнение, даже голова слегка закружилась. Чем ближе подходила к дому Анисимовых, тем больше душа трусила глупо, необъяснимо. Как будто на воровство шла.
Уже подойдя, остановилась у палисадника, потянула на себя ветку рябины, сорвала ягоду, сунула в рот. Горько. Как вчера. Только вчера дождь был. И странная радость была. А сегодня – один стыд… Странный, горький на вкус. Да отчего, откуда вдруг этот стыд взялся? Что она сюда, и впрямь для злого какого дела заявилась? Нет же, нет. Всего лишь как врач пришла, на активный прием…
Во дворе Татьяна Михайловна развешивала белье. Цветные, блеклые от давнего потребления простыни заполонили все пространство двора, свисали с веревок уныло, роняя в траву редкие капли. Обернулась на стук калитки, обдала хмурым горестным взглядом.
– А, это вы, Анна Ивановна… Хорошо, что вы. А то повадились тут любопытные, все им знать надо, что да как.
– А…кто приходил, Татьяна Михайловна?
– Да соседки, чтоб у них глаза повылазили! Ладно бы еще подружки Варечкины сочувствие проявили, это бы куда ни шло. А эти заразы болтливые… Так и норовят об чужое горе языки почесать! Что за народ, ей богу?
– Так вы не пускайте.
– А как не пустишь? Двери не открывать, что ли? А главное дело, Анн Иванна, настоящего сочувствия ни в ком нет, вот ей богу… Глаза у баб вроде и жалостливые, а злорадство нет-нет, да и проскочит.
– Ну, что вы… Зря вы так, Татьяна Михайловна…
– Да ничуть не зря! Главное дело, когда Варька на том конкурсе третье место заняла, ни одна из них с радостью ко мне не пришла! Одни только шепотки за спиной строили, завистью исходили да беды пророчили. Вот и напророчили, окаянные… А теперь – что… Теперь можно и с жалостью… Ох, горе, горе… И зачем я Вареньку на тот проклятущий конкурс отпустила, где моя головушка-то была? Уж как я не хотела, как ее отговаривала! А она – ни в какую… Все равно, говорит, не стану в Одинцово жить… Прямо как черт окаянный тогда в нее вселился! Поверите, нет?
– Отчего ж не поверить, поверю… – грустно покачала она головой. – Всякая бы девушка на ее месте стремилась отсюда уехать…
– Да уж прямо, всякая! Вы-то, небось, закончили аккуратненько свой институт да к родителям под бочок вернулись! Теперь врач, уважаемый человек… И все у вас по порядочку, как надо. А Варька моя, помню, как затвердила одно и то же – уеду да уеду! Как будто в городе ей медом намазано было!
– А здесь чем лучше, Татьяна Михайловна? Что бы она здесь делала?
– Ну да, ну да… И я вот так же ей тогда поддалась. Чего, думаю, девке с такой красотой около матери пропадать? Живем, сами видели, кое как, домишко старый… Сама я без мужа, без образования всю жизнь прожила, в буфете на автостанции судомойкой работала. Бывало, так этих тарелок намоешься-натаскаешься, что идешь домой, и белый свет не мил… Одна только и радость – Варенька!
– Скажите, Татьяна Михайловна… А потом, после конкурса…Она как хотела устроиться? Ну, в смысле… На учебу, работу планы были?
– Да какие там планы… Этот моднявый ухарь ее сразу на конкурсе и заприметил, и наобещал ей с три короба! И учиться, мол, будешь, и моды показывать, и весь мир, мол, со мною объедешь! А она чего, она уши развесила… Жила у него в дому – не знамо кем… Ни жена, ни хозяйка. Я однажды спросила – кем ты ему хоть считаешься-то? А она говорит – подруга… А я ей – какая такая подруга, он же не девка, чтобы рядом с ним дружбы дружить! Ой, да что там… Разве теперь молодых поймешь…
Вздохнув, Татьяна Михайловна вяло махнула рукой, склонилась над тазом с бельем, придерживая себя за поясницу. Подхватив скрученную в жгут простынь, распрямилась, глянула на нее настороженно, словно решая, продолжать дальше свой грустный монолог или не стоит. Отерев ладонью лоб, все же продолжила:
– Я где-то месяца два назад поехать к ней собралась, посмотреть, что да как. В парикмахерскую сходила, кудрей навила, туфли новые купила, чтоб все честь по чести… А она звонит мне на автостанцию – не надо, мам, говорит, ко мне приезжать! Лучше я сама к тебе приеду, коли ты соскучилась! Вот и приехала… Теперь уж навсегда, стало быть. Сволочь, загубил девку…
– Ну зачем вы так, Татьяна Михайловна… Он-то тут при чем?
– А ни при чем! – резко обернулась к ней женщина, встряхивая простынь и закидывая ее на веревку. – Никто, стало быть, ни при чем! И вы тоже, по всему видать… Походите недельку-другую да перестанете… Раз уж вылечить девку нельзя, так и чего ходить, силы тратить…
И в следующую уже секунду, будто опомнившись, оглянулась, полоснула по лицу виноватым отчаянием:
– Простите… Простите вы меня, Анн Иванна, напала на вас сдуру… Чего с меня взять, не шибко я грамотная. Горе последний умок отшибло…
– Ничего, Татьяна Михайловна. Я понимаю. Я к Варе пройду, если позволите.
– Так отчего ж… Идите, конечно. Там она, в горенке, опять всю ночь глаз не сомкнула… Идите, я только-только свежее все перестелила, ничем на вас и не упахнет…
Она только и поморщилась от этого «не упахнет». Что с того, что не «упахнет»? Разве в этом дело…
Зашла, тихо притворив за собой дверь. Горло снова сдавило давешним волнением, странным, необъяснимым. Отчего-то бестолково сунулась к зеркальцу около рукомойника, заправила за ухо выпавшую прядь волос. И застыла, глядя на свое бледное испуганное отражение. Так, что-то надо еще сделать, привычное какое-то действие… Ах, да, руки помыть! И выйти, наконец, из непонятного ступора, хватит уже. Что это такое, в самом деле? Она здесь – просто врач. Обыкновенный врач-терапевт из поликлиники, пришедший к больному на активный прием. Ни больше, ни меньше.
– Здравствуйте, Варя! – проговорила противно-бодренько, заходя в комнату и садясь на стул возле кровати. – Ну, как у нас дела?
Казалось, девушка ее даже не услышала. Лежала, уставив глаза в потолок, будто высматривала там что-то для себя необходимое. Устало моргнув и чуть сморщив губы в подобии усмешки, вдруг произнесла тихо:
– У нас, говорите? Хм… Как вы странно говорите – у нас…
– Ну…То есть я имела ввиду… Как ты себя чувствуешь?
– Чувствую… Чувствую… хм… Как я… чувствую… Какие слова хорошие, правда? Я – чувствую… Спать очень хочу…
– Да. Твоя мама сказала, что ты опять ночью не спала. Тебя боли беспокоят, да? Где болит, Варя?
– Нигде не болит. Вы скажите ей, пожалуйста, чтоб не ревела все время. Ну чего она ревет и ревет? И днем ревет, и ночью ревет…
– Хорошо. Я скажу. Можно, я тебя осмотрю?
– Нет. Не хочу.
– Давай хотя бы швы посмотрим! Ты же после операции!
