3
Долго ли, коротко, но в конце концов набрел я на протоптанную стежку, по которой изба бабку в очередное путешествие унесла. По проторенному пути идти стало уже легче, чем продираться через бурелом. Так что я шел довольно бодрым шагом, периодически поглядывая на компас: не унесло ли дурную избушку еще куда-нибудь, не устарел ли уже мой маршрут? Вот бы эта шагающая лачуга навстречу мне выбрела! Но на этот раз изба оставалась неподвижной. И я понял, почему, сразу же, как только вышел на небольшую полянку, где она решила остановиться на этот раз. Обычно дурная на весь чердак, на этот раз избушка и вовсе оказалась с покосившейся крышей. То есть, наклонилась так, что крыша глядела куда-то в сторону, а сама шлепнулась нижними венцами прямо на землю и вытянула обе свои шкодливые ножки.
– Так, – приближаясь, оценил я ситуацию. И строго потребовал: – А ну-ка, дыхни!
Вместо легкого дуновения из окошка вредная изба с готовностью дала мощный выхлоп из печной трубы, наклоненной как раз в мою сторону, так что я оказался не только окутан винными парами, но еще и сажей запорошен с головы и до самых ног. Вот ведь скотина деревянная! Я сделал попытку отряхнуться, да куда там! Сажа – она въедливая, теперь только мыться да одежду стирать. Хорошо, что на мне хоть был сейчас не официальный мундир с его капризной тканью. Уважая этот предмет одежды, я берегу, так сказать, его честь, в то время как моя собственная репутация давно уж всему поселку известна совсем не с лучшей стороны. Именно по этой причине мы с мундиром стараемся появляться на людях вдвоем пореже.
Дождавшись, пока вокруг меня осядет черное облако, я поднялся на непривычно низкое крылечко сидящей избы и в сердцах пнул несносное жилище по нижнему венцу. Изба в ответ лишь слабо дернула одной вытянутой ножкой, что явно говорило о ее плохом самочувствии – в другое время она попыталась бы огреть меня висящей над дверью табличкой, где значилось: «Дама Яга. Работающая пенсионерка. Снятие сглаза, порчи. Гадание. Часы приема…» Часы приема, ага! Ты бы на этой табличке еще написала, где тебя в эти часы ловить вместе с твоей блудливой жилплощадью!
Догадываясь, что сами жильцы, «дама» со своим котом, тоже сейчас пребывают не в лучшем состоянии, я самостоятельно открыл скрипучую дверь. Медленно, потому что в этот момент думал о том, как неудачно все складывается: сам вчера перебрал, как нечасто бывает, да еще и пришел к нетрезвым помощникам. Хорошая из нас сейчас компания выйдет! Что мы только наработаем!
И действительно, первое, что я увидел, шагнув за дверь, это лежащего на лавке кота. Вон он, даже головы не может поднять! Что же за день вчера такой был, а? Я обвел глазами избу в поисках бабки. Но та сама вдруг нашлась, заорала нечеловеческим голосом, подскочила, а вслед за ней с диким воем взлетел с лавки и кот. Потом оба ломанулись к окну, пытаясь синхронно из него выброситься. И благодаря такой синхронности дружно в нем застряли, в качестве приветствия явив мне свои пятые точки. Одну худенькую, в ворохе складчатых юбок до самых пят, а другую откормленную, увесистую, с толстым хвостом. А уж как при этом орали-то! Хорошо, что наружу, заткнув собою окно, иначе я бы оглох! Но что было хорошо мне, то оказалось худо избушке, которой эти вопли ударили под самую ее нездоровую крышу. Заскрипев от такого издевательства всеми своими бревнами, она сделала попытку перевалиться на другой бок. Я успел схватиться за дверной косяк, благодаря чему устоял, а вот бабка с котом, засевшие в окне не слишком плотно, вывалились из проема внутрь и проехались по полу. Остановились у стены, глядя на меня полными ужаса глазами и пытаясь отползти назад. Куда, интересно? В стену вдавиться? Хорошо хоть орать перестали. Кот теперь подвывал на одной ноте, а бабка тихонько икала, при каждом импульсивном движении являя мне свой фирменный клык с золотой коронкой.
– Да у вас что, глюки у обоих?! – рявкнул я: не хватало еще, чтобы у них действительно крышу снесло, и я в такой трудный для меня час добирался до них впустую!
– Тройчик, ты, что ли? – проскрипела Яга, которой, видимо, мой голос все-таки помог повстречаться с заплутавшим рассудком.
Вообще-то, меня не так зовут. По документам я Павел Павлович Павлов. Ну, а откуда взялось это «Трой», объяснять, я думаю, никому не надо. У провинциалов, в отличие от столичных жителей, так принято: пользоваться не именами, а именно прозвищами. И я, вливаясь в эту жизнь, быстро привык ко всем ее правилам. Настолько, что на Троя теперь отозвался бы гораздо быстрее, чем на Павлика, и даже сам стал так представляться во всех неофициальных случаях. Поэтому подтвердил:
– Я, конечно. Ты что, пенсне свое потеряла?
Бабка, всегда отличавшаяся отменным зрением, хихикнула в ответ, а потом предложила мне к зеркальцу подойти. Я вначале помог ей подняться, а потом без всякой задней мысли подошел. После чего отшатнулся и чуть не подхватил оборванную трель только что заткнувшегося кота. Потому что давно не видел более страшной рожи! Избушка, скотина! Занятый своими мыслями, я благополучно забыл, что благодаря ее стараниям оказался осыпан сажей! И до того стал похож на черта (которого Яга отчего-то панически боится), что его мама меня бы усыновила, даже не приглядываясь, зато моя бы меня не узнала вовек. Разве что, как и Яга, только по голосу. Хотя в обычных ситуациях Яга распознавала истинную сущность гостей на раз, как бы они ни красились перед визитом, но то ли сегодня совсем была нездорова, то ли изба постаралась на славу, переплюнув всех известных гримеров.
– Слушай, ну сколько раз тебе уже предлагали переехать из этой зловредной хибары, а? – напустился я на горе-избовладелицу, пытаясь оттереть хотя бы часть лица какой-то хозяйской тряпкой. – Это ведь все она, шутница подлючая! Доколе ты будешь сама терпеть ее издевательства и чужое терпение испытывать?
– Тройчик, ну не могу я ее бросить! – эти разговоры начинались у нас уже не раз, но всегда заканчивались одинаково: – В ней еще моя прапрапрабабка увидела свет! Это же родовое гнездо, семейная реликвия, раритет!
Я привычно приготовился услышать о том, как лучшие зодчие-волхвы в компании со старым грифоном создавали эту «реликвию», которая – помяните мое слово! – еще не одну хозяйку загонит в гроб. Но в этот раз бабка, изменяя сценарию, молча проковыляла к ведру с водой. Залпом выдула целый ковшик и мученически вздохнула:
– Ой, худо мне! Ой, как худо!
– Не тебе одной, – я перехватил у нее ковшик, тоже зачерпнув им водички.
– Васечка, касатик! – бабка тем временем принесла водички коту, который снова принялся умирать на лавке, как будто только что не скакал по избе. Яга заботливо придержала перед ним миску. Она называла его своим внучком и всегда баловала, как могла. Хотя он не мог быть ей родней. Приемыш, ведь чистокровный котище, в то время как бабка, подобно мне, была стопроцентным гуманоидом. И дочка ее тоже. Видел я ее пару раз. Больше, к счастью, не доводилось. Нет, не подумайте, что страшная! Наоборот, красавица, и выглядит на удивление молодо! Но с таким характером, что лучше бы уж внешне пострашнее была, чтобы народ в заблуждение не вводить… Так, о чем это я? Дочка от бабки, к счастью, живет далеко, на нормальной жилплощади, и практикует только для олигархов. А кот бабке однозначно не родственник, ведь смешаные браки у нас законом запрещены! Если бы не это, я бы давно был женат. И, думаю, счастлив. А теперь оставалось только вздохнуть: Лагута, моя ясноглазая рысь! Где ты теперь? Как живешь? Одна ли, как я, или уже вышла замуж? По настоянию родственников с обеих сторон мы были не только разлучены, но и всякое сообщение между нами было прервано. Да и стоило ли его поддерживать? Только душу друг другу травить, зная, что все равно ни к чему это не приведет.
