13
В лучшие времена я бы поднапрягся и совершил марш-бросок к поселку за несколько часов, так что еще до темноты бы там оказался. Босиком это оказалось сделать уже сложнее. А уж в компании с изнеженным кошаком, который если и был ходок, так только по симпатичным кошечкам, процесс вообще замедлился. Практически с самого начала пути Васька тихо выл на одной ноте, прерываясь лишь за тем, чтобы начать жаловаться. Признаю, жаловаться ему было на что: на битые бока и на лапы, которые он еще во время выволакивания из избы успел повредить, цепляясь за доски. А теперь, давно разучившись ходить босиком, он еще и с роковой периодичностью накалывал в пути свои толстые пятки, о чем я узнавал по звуковым всплескам в его вытье. Долго так продолжаться, естественно, не могло. Мало того, что кот своим нытьем мог выдать нас обоих случайному встречному, так еще и ковылял он все медленнее, начав оставлять на пути темные пятнышки от своих закровивших лап. Поэтому в конце концов я, не дожидаясь, когда он окончательно скиснет и совсем остановится, счел за лучшее посадить его к себе на спину. Сам босой и не слишком еще здоровый после вчерашних бед, я от этого, конечно же, идти быстрее не стал, особенно если учесть, что мы через сырой еловый лес продолжали двигаться, со всеми его кочками и буреломом. Но самое печальное, что Васька, оказавшись у меня на хребте, нудить так и не перестал, только сменил пластинку. Теперь и жарко ему было, и неудобно, и шерсть его липла к моей разгоряченной голой спине. Можно подумать, что я от его шерсти испытывал удовольствие! Ничего подобного! Упорно двигаясь вперед, я мрачно размышлял над вопросом, сильно ли будет Яга горевать о потере своего любимца. Если я его, к примеру, притоплю вон в том болотце, что справа чернеет, или нечаянно стряхну, да так неудачно, что он себе при этом шею свернет. Ну, или хотя бы челюсть, что заставит его, по крайней мере, заткнуться. Мне при этом еще бы вспомнить, что некоторые особенно горячие мечты имеют свойство материализовываться! И мечтать бы как-то не так увлечено! Но, замученный непрерывным кошачьим брюзжанием, я просто остановиться не мог! И вот на дивном моменте, когда я в своем воображении наслаждался картиной, как Васька с размаху шмякается своим толстым задом в зловонную болотную жижу, на моем пути вдруг возникла очередная еловая ветка. Которую я попытался отвести со своего пути, но так неудачно, что она вдруг выскользнула и хлестнула обратно. Я только и успел, что пригнуться, чтобы не заработать всей этой летящей хвойной колючей лапой себе в лицо. А вот Ваське повезло меньше, потому что он оказался при этом как раз на «линии огня». Среагировать, естественно, не успел, потому как был занят изложением очередной своей претензии и совершенно не следил за дорого – мол, пусть мой транспорт за меня сам и думает. Но у «транспорта» сработал рефлекс, который, как известно, бывает быстрее мысли. Так что я уклонился, а Васька вот не успел. Вначале я услышал хлесткое «шмяк», потом сдавленный кошачий мяв. А потом, не желая расставаться с моей спиной, этот сбиваемый веткой наездник прочертил мне когтями все плечи. От такого и я уже взвыл на Васькин манер! Кот же, наоборот, резко смолк, все-таки не удержавшись на мне верхом. Начиная приходить в себя от обжигающей боли, я вначале перепугался, услышав эту долгожданную тишину! Не сбылись ли мои недавние мечты слишком буквально?! Я смахнул слезы, невольно выступившие у меня на глазах из-за полученных царапин, и быстро оглянулся, желая выяснить, что за судьба постигла кота. Сразу понял, что он живой: мертвые так глаза не выпучивают! А у сидящего на земле кота они не просто на лоб вылезли, они еще были злющие донельзя! Если бы он только мог, он бы мне тут такого уже рассказал!!! Про меня и про всех моих предков! Но одним из своих отростков хвойная лапа хлестнула ему в раскрытую болтливую пасть, которую он тут же сомкнул. А теперь так и сидел, с отогнутой еловой лапой в зубах, то ли от шока рта не сумев раскрыть, то ли от того, что клыки в смолистой древесине увязли.
– Отдай, не жадничай! – я потянул за ветку, пытаясь отобрать ее у Васьки. Удалось! О чем я моментально пожалел! Потому что из освободившейся Васькиной пасти в тот же миг полилось все то, что я и предполагал услышать, и даже то, на что моего воображения уже не хватило. Мне оставалось только слушать, раскрыв рот, обновленную биографию моего прадеда, деда, батину и свою собственную. Но когда полосатый паршивец попытался в своем рассказе еще и мою маму затронуть, тут уж я отмер и прервал его концерт оплеухой: нервы нервами, но меру тоже надо знать! А мама уже и от нас с батей достаточно натерпелась, чтобы я позволил ее еще и какому-то щипаному неврастенику тут склонять.
– Дальше снова пешком пойдешь! – добавил я на словах. Прекрасно понимая, что все равно мне этого мерзавца придется тащить на себе, если только не решусь его бросить, беспомощного, в лесу. Но накипело!
– Слушай, да раскрути ты его за хвост – и ко мне! – посоветовала местная кикимора, выглянувшая из ближайшего болотца на шум. И похотливо улыбнулась, показывая кривоватые желтые зубки.
– Не искушай! – ответил я ей. – Или ты думаешь, я и сам давным-давно не мечтаю о том, чтобы этот полосатый куль в болотце макнуть?
– Ну так за чем дело встало? – кикимора хищно потерла ладошки.
– За его бабкой, – вздохнул я. – Ты ж его тут загоняешь до полусмерти! А она потом за своего любимца голову мне свернет. Так что… полезай давай! – тяжело вздохнув, я снова подставил плечи притихшему Ваське. – Но помни, если хоть раз еще мяукнешь что-то против меня, то стряхну без всякого предупреждения.
Васька залез. И ни звука не издал, уносимый мною под алчным взглядом нимфоманки-кикиморы. Разве что хвостом меня периодически стегал по спине, но это у котов непроизвольно выходит, поэтому я на этот счет не высказывался. Хотя и задумался. Судя по Васькиному хвосту, сам он сейчас был в крайне раздраженном состоянии. Я, честно сказать, тоже, и в основном из-за него. Так что невольно возникал вопрос: а как долго мы еще сможем выносить друг друга? И не сорвет ли нас внезапно обоих, после чего придется об этом долго жалеть? Не говоря уж о том, что в предстоящих делах Васька, изнеженный баловень жизни, был мне не помощник. Наоборот, обуза, если вообще не помеха, с его-то характером. А кроме того, таскать его на себе было далеко не так приятно, как Аланаю. При воспоминании о девушке я только вздохнул. С нее мои мысли снова плавно перескочили на Ягу: как она там? Надо срочно спешить к ней для оценки текущей обстановки, резко изменившейся с того момента, как мы в последний раз виделись, и для совместного обсуждения дальнейшей стратегии. А я сам едва ковыляю да еще с котярой вожусь, дополнительно теряя драгоценное время! Тут Васька снова начал тихонечко поднывать, еще больше обостряя мое желание избавиться от него как можно скорее. Самым простым решением (и, признаюсь, самым моим большим желанием) было раскрутить его за хвост, как мне кикимора советовала, да закинуть куда подальше. Но совесть мне не позволяла так с ним поступить, с избитым, тем более что он и в здоровом-то виде мало к чему был приспособлен в этой жизни. Кроме своей основной специальности – каллиграфического переписывания старинных фолиантов – он умел лишь жрать то, что под самый нос поднесут, дрыхнуть на печке да за кошками бегать. Поэтому я активно начал размышлять на тему, где бы мне найти для Васьки пристанище до тех пор, пока Яга его оттуда не заберет, чтобы снова начать с ним нянчиться. Самый оптимальный вариант напрашивался: попросить для него гостеприимства у Кудлятины. Эта древняя, живущая на отшибе овечка обладала собственным чувством справедливости, не оглядываясь на закон, и если уж кого бралась под своей крышей приютить, то этот счастливчик мог себя чувствовать надежно, как в государственном сейфе. Потому что при необходимости эта белокурая худенькая старушка вставала за своего гостя горой, и пробить ее оборону было в таких случаях невозможно. Это не только я, другие тоже на себе испытали. Не знаю, в чем тут было дело. В уважении? Так ведь у нас и других стариков уважают, только от них все-таки бывает возможно чего-то добиться, а от Кудлятины – нет! Как от бетонной стены – проезда! Была в ней какая-то особая сила! Я сам видел, как этот сухонький одуванчик однажды разогнал драку ни много, ни мало – кабанов и медведей! С помощью обычной жерди из плетня. И драчуны, мгновенно остыв, бежали от Кудлятины так, как ни от кого другого в жизни не бегали! Я, вызванный на драку, не успел из служебной машины выйти, как на поле битвы одна только старушка и осталась! Тощенькая, как та жердь, только раза в три короче. Может, в том и есть ее секрет, что ни у кого рука не поднимается, чтобы ей ответить? Но нет, наш Стрек, скандально известный сохатый, не раз уже видавший камеру изнутри за причинение тяжких телесных, любого пнет, не задумываясь! А между тем, старушка при мне совершенно безнаказанно таскала его за ухо! Так что и Ваську отстоит, если только я сумею ее убедить, что он достоин находиться под ее крышей. Одного раненого и разыскиваемого барса она, например, две недели у себя укрывала. И как раз с моей подачи, потому что в том деле я утратил веру в незыблемость закона и в то, что он всегда на стороне справедливости. Тут тоже все зависело не от того, какие слухи про нас с Васькой до нее уже успели дойти, а от того, как она сама на наше дело взглянет. В общем, если уж к кому идти за помощью, то в первую очередь к ней! Только была тут одна загвоздка: одет я для такого визита был неподходяще! Самой-то старушке, я думаю, было бы глубоко до лампочки, если б я к ней заявился не то что в своей набедренной повязке из половинки старого сарафана, а и вовсе без нее. Но я прекрасно знал, что под ее крышей всегда находят убежище как минимум два-три нарушителя закона, от драчунов до контрабандистов. Помня о заслугах Кудлятины и о той помощи, которую она мне когда-то оказала, я считал возможным закрывать на это глаза. Но вот появиться перед этим контингентом в чем попало я уже не мог. Не по понятиям было, если бы они увидели меня, представителя закона, да хоть без каких-то штанов. Пусть даже самых захудалых! Нет, в этом случае штаны мне были необходимы, как воздух, если только я не собирался навечно лишиться какого бы то ни было авторитета в бандитской среде. А этого я никак не мог допустить, учитывая, что мне с этими гражданами в будущем еще предстояло бороться. Так что, если я Ваську действительно хотел пристроить в добрые руки, то у меня оставалось всего два варианта: либо найти в этом лесу чудо-дерево, на котором штаны растут, либо… и до чего только жизнь порою не доведет!.. совершить настоящее ограбление! Да-да! Я, участковый, призванный закон охранять, сейчас сам должен был его преступить! Честно говоря, далеко уже не в первый раз, но раньше все было по мелочи. А теперь мне предстояло осуществить насильственный отъем личного имущества у какого-то честного гражданина! При одной этой мысли что-то неприятно царапнуло меня изнутри, прямо по тому месту, где у меня совесть, должно быть, располагалась. Но деваться мне было некуда! Я должен был спешить на помощь Яге! А главное, если Васька меня еще раз так когтями полоснет, как уже дважды делал, я точно больше не выдержу и шею ему сверну! А это будет уже гораздо худшее преступление, чем грабеж! Поэтому я мысленно ответил своему внутреннему поскребышу, что из двух зол надо меньшее выбирать. А потом, уже не довольствуясь одним только выбранным направлением пути, я начал активно вспоминать карту местности. Где мы сейчас находились? И как далеко можем быть от ближайшего населенного пункта либо дороги? Если до этого я предпочитал избегать людных мест, то теперь настало самое время, чтобы подкорректировать наш с Васькой маршрут.
