Пропустив мимо шумную толпу, я подкорректировал свой маршрут, чтобы выйти к нужному мне краю поселка, туда, где Дадон обитал. Потом удачно избежал встречи еще с парочкой топочущих и орущих «поисковых групп». Эти были шумнее прочих – громче них могли орать только пьяные гуси – и состояли, как на заказ, из отборных шалопаев нашего района, что навело меня на мысль быть как можно осторожнее на следующем отрезке пути. Я ни на миг больше не позволял себе забываться: прислушивался, принюхивался, двигался, стараясь не создавать ни малейшего шума, и на открытые пространства, разумеется, даже близко не выходил. И вскоре был вознагражден за свою осторожность, когда обнаружил профессионально устроенную засаду из военных, устроенную возле границ нашего села. Старый маневр! Пока одни вспугивают беглеца, другие, затаившись в наиболее вероятных местах его появления, поджидают, когда он появится, чтобы его схватить. Залегший в кустах, я не удержался, свернул этим караульным кукиш. Никем, разумеется, не замеченный, но зато от души! Даже самому как-то легче после этого стало! Так что, раскрутив обратно свою пальцевую комбинацию, я начал медленно отползать назад и в сторону. Слишком удаляться я не собирался: не было смысла, обнаружив один пост, обходить его, при этом рискуя нарваться на другой. Лучше выждать тут, понаблюдать из укрытия. Если часовых не сменят, что вряд ли, учитывая нехватку спецов, то вскоре их начнет утомлять это монотонное ничегонеделание. Они ведь уверены, что охотятся на какого-то штатского дебила, пусть когда-то и протиравшего штаны в академии. А мои односельчане, я в этом почти не сомневался, своими отзывами обо мне лишь утвердили всю группу захвата во мнении, что я пьяница, бездельник и шалопай. Во мнении, которое – чего тут греха таить! – нередко действительно соответствует истине. Так что оптимальным вариантом я сейчас считал отлежаться в укрытии, пока моих часовых окончательно не разморят знойный день и скука, а потом попытаться проскользнуть мимо них. Когда-то мне неплохо удавались такие трюки, так что и на этот раз может прокатить. Если же не прокатит, то оставалась еще надежда на мой грим и на временное замешательство противника… хотя нет, слишком больших надежд на это возлагать не стоило! Ведь вояки успели запомнить мое нынешнее лицо, которое я выставил на всеобщее обозрение перед тем, как угнать их железный ковер. И наверняка узнают его, несмотря на смену штанов. А уж погонятся-то после этого за мной с ничуть не меньшим рвением, чем за разыскиваемым Павликом бы гонялись… Кстати, о внешности! Пока я тут время теряю, как раз можно ею и заняться. Крайне осторожно, чтобы никто моего шевеления не заметил, но мне все равно торопиться некуда.
Тихими скользящими движениями я добрался до полусгнившего пня, видневшегося в траве. А потом, не спеша и со вкусом, принялся разрисовывать себя добытой из его основания гнилушечной массой. Лакнаф ведь, при содействии Яги, этой ночью поверил в то, что я все-таки мертв? Вот и явлюсь ему, чтобы не разочаровывать, во всей красе начавшегося разложения! Размалюю себя так, чтобы только глаза остались, по которым голубчик Лакнаф наверняка сможет меня опознать в надлежащей остановке, несмотря на весь остальной мой грим.
18
Как ни жаль, но часть моего макияжа, нанесенного с таким старанием и художественной фантазией, успела-таки с меня облететь, пока я пробирался мимо утомленного полуденным зноем караула, скользя по земле ниже растущих на ней былинок. Одним словом, почти упираясь физиономией в земную кору. Но я уповал на то, что наносил свой грим с запасом. Так что прополз мимо поста, не особо жалея свою раскраску, а больше заботясь о том, чтобы меня не заметили. Короче говоря, двигался еще тише и незаметнее, чем любовник, пробирающийся из шкафа к выходу мимо некстати вернувшегося мужа. Не сказать, что у меня был слишком уж большой опыт по части последнего, несмотря на всю мою бурную жизнь, но карауливших меня вояк я не потревожил. Ни когда подбирался к охраняемой ими условной границе, ни когда пересекал ее, ни когда удалялся прочь.
Так, крадучись, я отполз на достаточное расстояние, откуда вояки меня уже не должны были рассмотреть, и собирался выпрямиться, чтобы продолжить свой путь более привычным способом. Но тут наткнулся на лужу, так внезапно, что едва в нее рукой не залез. И оттуда на меня глянула такая рожа, от вида которой я чуть было не вскочил, позабыв, что предварительно собирался изучить обстановку! Первой моей мыслью было, что колдуняра успел из своего мира заслать себе помощников в наши края, потому что у нас таких уродов не водится! Потом я прикинул, что, судя по роже, этот засланец для такой маленькой лужи слишком велик, не мог он в ней засесть, да еще и целиком погрузившись. Ну, а уж только после этого я сообразил, что только что имел удовольствие полюбоваться на свое собственное отражение. Которое даже сам не узнал после двойной гримировки, овечкиной и своей собственной. Надо же, как меня от скуки-то вдохновило! Хорошо, что первоначальный вариант моих стараний не удалось сохранить! А то б заикой остался, хоть мне уже и не впервой было от своих отражений шарахаться. Жизнь любила меня порой приукрасить, а потом мне же и показать. Но сегодня я сам!
Я не поленился, еще раз в лужу заглянул, чтобы полюбоваться на творение своих рук. А заодно и Васькиных когтей, следы от которых до сих пор украшали мои плечи. Не зря говорят, что в любых кошачьих когтях, даже если кот полный оболтус, имеется своя природная магия, боевая! Потому что в заживлении этих царапин мне сейчас не особо помогали даже бабкины амулеты, сумевшие до этого в считанные часы затянуть рубленую рану у меня на затылке. Так что уж взыщу я в свое время с полосатого мерзавца за нанесенный мне ущерб по полной программе! Как минимум, проставиться он мне должен будет. И не просто бутылку выставить на стол, а накрыть поляну по всем правилам. При условии, что для нас для всех эти злоключения благополучно закончатся. А пока главное следить за тем, чтобы по пути к голубчику Лакнафу я больше никому из жителей на глаза не попался. А то ведь будет меня же потом совесть терзать за причинение своим видом тяжкого вреда здоровью местного населения. А те, у кого нервы покрепче, неровен час, опознают меня как угонщика ковра по располосованным плечам, которые моя нынешняя майка полностью не скрывала (свою поврежденную пулями рубаху я оставил у Жажилушки, как не менее приметную, чем царапины). Вот ведь тоже незадача! Вроде как я с угонщиком одно и то же лицо, а таиться от возможных встреч с населением приходится за двоих!
Так что двигался я к Дадонову домишке не по прямой, а теми стежками-дорожками, коих множество знал в нашем поселке: то жуликов всяких на них перехватывал, то сам пробирался к своему месту жительства в настолько нетоварном виде, что совестно было показываться гражданам на глаза.
Добравшись до нужного дома, я снова залег в траве и понаблюдал за этим жилищем. Дадон жил бобылем, хозяйство вел кое-как, лишнюю жилплощадь пристраивать не стремился, так что не успела дежурная кукушка где-то на линии леса подать очередной сигнал точного времени, как я уже осмотрел интересующий меня домишко со всех сторон. Не то чтоб раньше его не видел, а на предмет оценки текущих событий. Пара окошек в нем была открыта. Миновав щербатый забор и подобравшись к одному из них, я обнаружил Лакнафа и Дадона в светлице за столом. Уплетающими что-то, в то время как у меня уж не помню, с каких времен, даже маковой росинки во рту не было. Но я сумел это пережить, когда услышал нервно подрагивающий голос Лакнафа:
