Черное небо без звезд, тьма без городских огней, слабый сиреневый свет редких светофоров на путях – такой запомнил Ромашов Москву в ту последнюю ночь, когда подразделения 2-й дивизии народного ополчения покидали столицу.
К вечеру следующего дня эшелон медленно подошел к какой-то станции. Только что закончился налет немецкой авиации. На путях торчали остатки разбомбленных эшелонов, пути были разворочены. Пахло гарью, клубился дым. Солдаты, сопровождавшие ополченцев, затаскивали на крыши вагонов спаренные зенитные пулеметы. Не скоро тронулись в путь. Еще какая-то станция, и другая, третья… Опять долгая остановка. Все пути заняты эшелонами. Войска, танки, пушки, полевые кухни, автобусы с большими красными крестами. А вот длинный сборный состав медленно продвигается навстречу, по соседнему пути, на восток. Открытые платформы. На них стоят густо смазанные коричневым солидолом токарные и фрезерные станки, кузнечные молоты. Эвакуация заводов и фабрик!
А это что такое? Медленно приближаются три зеленых тюремных вагона. У окон с железными решетками сгрудились серо-зеленые мундиры. Пленные гитлеровцы! Разглядывают в упор ополченцев, а те – их. Краснощекие, упитанные пленники недобро усмехались, глядя на странную, разношерстную публику, мало похожую на солдат…
В первые дни войны в Ставке Верховного Главнокомандования предполагалось создать две-три армии ополченцев для непосредственной обороны столицы. В течение двух месяцев обучаясь военному делу, они должны были также участвовать и в строительстве оборонительных рубежей вокруг Москвы.
Сначала в ряды ополченцев записывались охотно, повинуясь патриотическому долгу. Интеллигенцию вели вдохновенные воспоминания о знаменитом ополчении Козьмы Минина, некогда спасшем Россию, и о формированиях 1812 года, совместно с регулярной армией успешно гнавших французов. Да и вообще население страны находилось под сильным влиянием безответственной предвоенной пропаганды, смысл которой состоял в том, что СССР шапками закидает любого врага, будет бить его малой кровью и на чужой территории. Никто и представить себе не мог, как повернутся события. Рабочие Москвы и Подмосковья, эти вчерашние крестьяне, жившие очень небогато, даже обрадовались возможности пойти в ополчение на казенный счет и обеспечив семьям кое-какие льготы. В райвоенкоматах им разъясняли, что воевать ополченцы вообще не будут. Им придется заниматься строительством оборонительных рубежей, охраной военных объектов, ловлей диверсантов (это казалось особенно заманчивым, интересным, почетным). Ополченцы были убеждены, что данное обещание гарантированно освобождает их от призыва в действующую армию.
Однако реальность развеяла вольные или невольные иллюзии. Очень скоро дивизии ополчения были официально включены в состав кадровых войск Красной армии, что означало суровую необходимость вступать в бои вместе с регулярными подразделениями.
Именно в это время Ромашов и такие «запозднившиеся» призывники и попали в ополчение. Им отчасти повезло: теперь, приписанные к регулярным частям (2-я дивизия вошла в состав 19-й армии), они получали настоящее оружие и обмундирование. «Ветераны» рассказывали новичкам о том, что сначала для ополченцев использовались оружие и имущество добровольных оборонных организаций вроде Осоавиахима
[42], то, что имелось у охраны различных предприятий и наркоматов, учебное оружие военных кабинетов школ, вузов и техникумов. Порою это были поистине музейные редкости. Одна из артиллерийских баз, находившаяся на станции Лосиноостровская Ярославской железной дороги, снабжала оружием двенадцать дивизий народного ополчения. База располагала немалым запасом иностранного стрелкового оружия, которое было захвачено в годы Мировой войны, во время борьбы с интервенцией и басмачеством, в ходе военных конфликтов на озере Хасан и в районе реки Халхин-Гол, в процессе действий Красной армии по воссоединению Западной Украины и Западной Белоруссии, присоединения Бессарабии и Северной Буковины в 1939 году, а также во время советско-финляндской войны. «Антикварные» винтовки Маузера и Манлихера были отнюдь не редкостью в руках ополченцев!
Многие «ветераны» до сих пор носили старое обмундирование и поношенную обувь. А кое-кому достались гимнастерки и пилотки темно-серого, почти черного цвета, такого же цвета бриджи, черные обмотки и башмаки. Поговаривали, что это добро сохранилось еще со времен царской армии.
Новобранцы же получали стандартное обмундирование и винтовки Токарева. Однако, как и прежде, времени на обучение ополченцев не хватало, так что им приходилось почти без подготовки вступать в бои, неся при этом серьезные потери. И, несмотря на мужество, стойкость и самоотверженность, им очень недоставало элементарных военных навыков. Новоиспеченные дивизии были заведомо обречены на значительно большие потери, чем кадровые части. Выбирать командованию не приходилось: в бой отправляли всех, кто оказывался под рукой.
К тому времени, как 2-я дивизия народного ополчения в составе 19-й армии прибыла к линии фронта, фашисты заняли долину реки Вержи, железнодорожную станцию Дорогобуж и город Сафоново. Требовалось задержать противника на этом рубеже хотя бы до утра 9 октября, чтобы успеть отойти на реку Вязьму и занять там оборону. Однако корпуса 3-й и 4-й танковых армий врага охватили Вязьму с севера и северо-востока, плотно закрыв все пути из этого района на северо-восток, на восток и юго-восток. Таким образом, 19-я армия не могла прорвать плотное кольцо окружавших ее неприятельских войск. Авангардные колонны армии, а потом и ее главные силы наткнулись на сильное сопротивление неприятеля, понесли большие потери, и колонны распались. Соединения и части 19-й армии вели безуспешные бои, пытаясь прорвать кольцо окружения и вырваться в сторону Гжатска. Их действия с запада прикрывала 2-я дивизия народного ополчения.
Ромашова ранили в первом же бою. Он не сомневался, что это непременно произойдет, и даже ждал этого. Ему необходимо было получить ранение, чтобы отправиться в тыл – в тыловой госпиталь. Там он мог обладать куда большей свободой действий и, рано или поздно, добраться до Горького – в котором, как он узнал из письма верной Люси, остановилась, не доехав до Куйбышева, Тамара Морозова с Сашей. Во что бы то ни стало ему нужно разыскать тех, кого ищет и кого непременно должен найти.
На сборном пункте ополчения, а потом в эшелоне и по пути их очень строго охраняли, и даже попытаться сбежать было опасно. Ромашов слишком хорошо помнил случай, происшедший с двумя ополченцами, Гавриловым и Опенкиным, которые решили «опоздать» к отправлению эшелона. Перед этим они, не слишком скрываясь, свернули самокрутки из тех памяток, которые находились в их «пистонах»
[43], покурили, тихо переговариваясь, а потом, несмотря на запрет взводного, отправились в ближнюю деревню – якобы купить самосаду. Эшелон ушел, а эти двое не вернулись. Видимо, они попали в ряды ополченцев не своей волей – так же, впрочем, как Ромашов, – или просто поняли, что совершили ошибку, что война – не их дело, вот и решили дезертировать. Ромашов не знал, как и где их задержали, однако на следующей стоянке весь личный состав был по тревоге построен, под охраной привели Гаврилова и Опенкина. Они сами выкопали себе могилы, а потом их расстреляли ополченцы, вызванные командиром из рядов наудачу.
