Тучков проводил линию на установление полного правительственного контроля над церковными структурами. Именно ему принадлежала идея «шпионской организации церковников»: в жертву этой идее был принесен патриарх Тихон
[62]. Обвинение в «сношении с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью склонения их к вооруженному вмешательству в дела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции» не оставляло никакой надежды на милосердие суда…
Тучков проводил огромную работу по расколу православной церкви на различные течения. Особенно благоволил он к обновленцам. Они проповедовали полную поддержку нового режима, заменяли прежних архиереев и видных попов своими сторонниками.
Пензенские обновленцы страстно мечтали заполучить святые мощи из Сарова. Тучков предпочел бы выставить их в Страстном монастыре в Москве. Еще в 1922 году этот монастырь был захвачен обновленцами; вдобавок часть его была превращена в общежитие Коммунистического университета трудящихся Востока. Тучков мечтал устроить там Центральный антирелигиозный музей Союза безбожников СССР и уже заранее подбирал для него экспонаты.
Он был достаточно хитер и прекрасно понимал, что мощи Саровского Святого, побывав в руках обновленцев, будут для основной массы верующих осквернены и утратят часть своей священной силы.
Однако Артемьев пытался убедить Бокия любой ценой, пусть даже пойдя на открытый конфликт с Тучковым, завладеть мощами Саровского Святого. Он опасался, что, сделавшись музейным экспонатом, они окончательно утратят свою удивительную магическую силу и рано или поздно будут уничтожены. Именно тогда он сказал Бокию те слова, которые меня поразили: «Даже если для вас мощи Серафима Саровского – только лишь еще один экспонат для вашей кунсткамеры, вы должны сделать все, чтобы они не пропали! Может быть, когда-нибудь история помянет вас добрым словом только за это!»
Это был сильный довод, однако он не вполне убедил Бокия, который все же не хотел ссориться с Тучковым. Он тянул время, тянул… и внезапно вызвал меня к себе, чтобы сообщить: мне предстоит отправиться в Саров. Конфискация мощей назначена на апрель 1927 года. Я должен прибыть туда неофициально, среди многочисленных паломников, которые, конечно, не пропустят такого события. Однако сначала мне следует завершить некоторые срочные служебные дела и провести инструктаж у шифровальщиков в Орловском военном округе.
Я пробыл в Орле две недели. За это время произошли два события.
Умер Артемьев.
Бокий «привязал» к себе Лизу.
Ему помог Александр Богданов, который был одержим идеями изменения человеческого организма с помощью переливания крови. Слово «изменения» Богданов понимал очень широко.
Вернуть молодость.
Вылечить болезнь.
Создать между людьми нерасторжимую связь…
В то время, когда я находился в одной из воинских частей Орловского округа, Лиза была насильно увезена в недавно открывшуюся клинику Богданова при его Институте, усыплена – и между ней и Бокием произвели обменное переливание крови. Они стали опытным материалом для идеи фикс Богданова – «физиологического коллективизма сочеловеков».
Он был убежден, что способен изменить сознание людей с помощью новой формы единства: ведь обновленная кровь влияет на мозг, потому что при одновременном переливании у двух людей на время возникает единая кровеносная система. Богданов мечтал преобразовать сознание населения Советской России – так же, как мечтал об этом Артемьев.
Странно и чудовищно: оба этих убежденных большевика, отдавшие жизнь борьбе за идеи коммунизма и создание новой России, не верили в то, что народ может осознанно и по доброй воле принять идеи коммунизма. Богданов не сомневался, что для этого необходимо с помощью обменной гемотрансфузии создать коллективное сознание. Артемьев отдавал первенство массовому гипнозу. В конце концов методики Артемьева оказались более реально воплощаемыми – и вошли в обиход обработки сознания жителей Советской России.
Бокий знал, что дни Артемьева сочтены, и поэтому опасался утратить контроль надо мной, когда рухнет зависимость Лизы от нашего врага. Не знаю, пытался ли он требовать у Артемьева, чтобы тот внушил Лизе зависимость от Бокия. Вряд ли! Бокий очень болезненно относился к неоспоримому гипнотическому таланту Артемьева. Поэтому он решил пойти дальше.
Идеи Богданова, которые сначала казались ему бредовыми, постепенно приобретали для него все большую ценность. Временная общность кровеносной системы создавала между людьми нерасторжимую связь… Но Бокий поставил перед Богдановым задачу исключить понятие временности. Тогда Богданов привлек к своему опыту Александра Васильевича Барченко, которому удалось внушить Лизе – а ее восприимчивость под действием эфира и самого процесса взаимного переливания многократно обострилась! – что власть, которой обладал над ней Артемьев, теперь перешла к Бокию.
Навсегда.
Более того! Лизе было внушено, что длительность ее жизни нерасторжимо связана с длительностью жизни Бокия. Его смерть – это ее смерть…
Итак, я снова был лишен счастья убить человека, который издевался над моей женой!
В своих исследованиях Богданов шел ощупью. Даже его сведения о группах крови были весьма приблизительны. Именно поэтому два года спустя погиб и он сам во время одного из своих опытов по обменной гемотрансфузии. И тогда, в 1926 году, еще не было известно, что кровь человека, как и весь его организм, периодически обновляются. Обновление крови женщин происходит через каждые три года, мужчин – через четыре.
Мы не знали, что зависимость Лизы от Бокия ограничена этими тремя годами.
Какой это был кошмар… Мы с Лизой мечтали о детях, но сама мысль о том, что в их крови оказалась бы теперь примесь крови этого чудовища Бокия, сводила нас с ума. Мы страстно любили друг друга, однако близость наша не приносила нам прежнего счастья. Нашей целью стало не взаимное наслаждение, а попытки во что бы то ни стало предотвратить беременность Лизы.
Я проклинал свой дар, из-за которого моей жене приходилось постоянно находиться в оковах чьей-то власти, быть заложницей за меня.
Только в 1936 году, когда в Москву приехал Вальтер, отец которого был подлинной энциклопедией во многих вопросах и одно время живо интересовался идеями Богданова, мы узнали, что зависимости Лизы от Бокия давно не существует! Мы проклинали свое невежество, которое воистину покрыло мраком нашу молодость, лучшие годы нашей любви.
Однако, как это ни странно, именно стремление преодолеть эту зависимость выпустило на волю незаурядные способности Лизы. Раньше она была как бы скована своим врожденным талантом, оставаясь только медиумом и не испытывая желания расширить границы своих возможностей. Теперь же мы тайно тренировались по выработке ее таланта как индуктора. И результатов она достигла воистину удивительных!
