Инстинктивно Дайм вскинул руки, даже не успев подумать – чем же он собирается отражать атаку. Хотя нет, он уже знал! Лиловое оперение – значит, ментальная магия. Иллюзия!
Пять снежков – остро белых, твердых и холодных – образовались в ладонях. Воспоминание, всего лишь воспоминание о последнем снежном бое с братом…
Ни один из ястребов не успел долететь. Касание, вспышка – и, трепеща страницами, книга падает на пол. Одна, вторая… Но не успел пятый фолиант коснуться ковра, как сквозь распахнувшееся окно в гостиную влетел снежный вихрь. Закружился, обжег, тысячью лезвий рассек незащищенную кожу рук и лица, располосовал одежду, выморозил дыхание. Струйки крови из ран тут же застыли сосульками, ресницы покрылись инеем и слиплись.
Дайм не успел ровным счетом ничего, даже удивиться: так нечестно! У него не было ни единого шанса! Зачем?!.. Глупость какая, замораживать его посреди гостиной…
Он уже не чувствовал ни рук, ни ног, лишь проникающий все глубже лед – к самому сердцу. И не мог ничего сделать, даже вдохнуть замерзший воздух. В голове не осталось ни одной мысли, только боль и страх, и на самом донышке упрямство. Он – не бабочка, чтобы бессмысленно сдохнуть! Он – светлый шер, а не насекомое, и Светлой Райне есть до него дело!..
На миг ему показалось, что кто-то ласково погладил его по голове – кто-то огромный, похожий на сгусток мрака… Смерть? За ним пришел Темный Хисс? Нет, не может быть, он же светлый шер, он принадлежит Светлой Райне! Ему просто показалось!
Последними крохами ускользающего сознания он устремился вверх, к свету. Он сам словно превратился в стрелу, пробил тучи, почти добрался до солнца… и иссяк. Боль, холод и тьма почти поглотили его, когда Светлая Райна ответила. Тонким, как паутинка, лучом, ослепительным и горячим. Прямо в сердце.
Он очнулся на полу, в луже растаявшего льда и собственной крови, каждая мышца, каждая кость болели, словно его растоптал и исхлестал ядовитым хвостом бешеный мантикор. Последние осколки льда все еще таяли где-то внутри, даже дыхание отзывалось вспышками боли. Но думать боль не мешала. Скорее наоборот.
Дайм как никогда ясно понимал, что ошибся. В самом главном. Он решил, что его не станут убивать, потому что он нужен – императору или Светлейшему, не суть. Что испытание будет похоже на домашний экзамен, когда ему не грозило ничего страшнее выговора от наставника и укоризненного взгляда матушки.
Он ошибся всего один раз, но этого раза достаточно. Больше он не ошибется.
Теперь он четко понимает, что его жизнь и благополучие зависят только от него самого. Что он сможет взять силой ли, хитростью, как угодно – то и его, и ничего сверх. Ни Светлейший, ни император не станут заботиться о нем. Следует забыть все, чему учила его матушка. Ее мягкость и доброта не помогли ей. Тринадцать лет она пряталась в глуши, не смела показаться людям на глаза – и все равно император забрал то, что считал своим.
Так какого шиса Дайму повторять ее ошибки? Нет уж.
Стиснув зубы, Дайм поднялся с пола. Дар по-прежнему окутывал его привычными лилово-голубыми потоками, только теперь сила не плескалась ласковыми волнами, а ограждала упругим коконом, и к жемчужному мерцанию света добавилось что-то еще, неуловимое и непривычное, но правильное. Что-то, что давало свету опору.
– Садись. – Светлейший невозмутимо указал на второе кресло.
Наплевав на боль, Дайм подошел и сел. Не на краешек, как подобает робкому просителю, а уверенно и безбоязненно. В глаза Светлейшему он посмотрел так же. Ему надоело бояться. Если Светлейший приготовил ему новые испытания – что ж, страх Дайма не заставит его передумать. Если же Светлейший решил, что из Дайма получится еще один голем лейб-гвардии – бояться тем более не имеет смысла. Страх помешает Дайму драться, а драться он будет. Потому что лучше умереть, чем потерять волю и разум. Тем более умирать не так уж страшно, теперь он знает это точно.
Светлейший чему-то мимолетно усмехнулся и кивнул. Читает его мысли? Да на здоровье. Скрывать Дайму тоже нечего.
– Пей.
На столе перед ним материализовалась большая кружка с молоком. Взяв ее в обе руки, Дайм принюхался. Ничего, кроме молока.
– Думаешь, отравлю? Не доверяешь?
– Нет. Не доверяю.
– Логично, – снова кивнул Светлейший.
Теплое молоко показалось горьким и соленым, как кровь с пораненных губ. Но он выпил. И вторую кружку тоже – регенерация требует питания, а не глупой гордости.
– Еще?
– Нет, благодарю. А вы? Узнали все, что хотели?
– Пока не все. – Светлейший покачал головой. – Наставник не учил тебя боевой магии?
– Нет.
– И трактат о взаимозаменяемости не давал. Старый нытик. Но хоть «О сущности идеального и материального»?
– Я читал Палона, у нас в библиотеке все его сочинения.
Дайм сохранял невозмутимый вид, хотя внутри все кипело. Наставник клялся, что не имеет отношения к Конвенту и последние двадцать лет не был в столице. Он никогда не писал писем и не выезжал из поместья; был влюблен в баронессу искренне и безнадежно; на все просьбы научить заклинаниям и прямому управлению потоками отговаривался неспособностью и незнанием… Боевой маг? Шпион Конвента? Смешно. И грустно. Матушка верила ему.
– У него не было выбора, в отличие от тебя, – ответил Светлейший так, словно Дайм сказал все это вслух.
– Приятно слышать, что у меня есть выбор.
– Зря язвишь, мальчик. Ты же догадываешься, что его всемогуществу не нужны трусы, гордецы или слабаки. Ты справился, молодец. Теперь нам есть о чем поговорить. Если ты готов.
– Вполне.
– Что ж, тогда сразу о главном. У тебя восемь единокровных братьев, с одним ты встречался лично. Трое принцев и пятеро непризнанных бастардов. Принцем тебе не быть, для лейб-гвардии ты слишком упрям. Но есть еще один вариант: император признает тебя, даст титул, а как выучишься – должность. – Светлейший на мгновение замолк, давая Дайму возможность вставить реплику. Но Дайм промолчал. Пусть для начала Светлейший скажет все, что имеет сказать. – Разумеется, полной свободы ты не получишь, но жизнь, свобода воли и разум – это не так уж мало.
Не так уж мало, действительно. Но и не так уж много. Не отнимать того, что у Дайма и так есть, и дать то, что Дайму никогда не было нужно.
Хотя следует признать, это предложение лучше, чем должность лейтенанта лейб-гвардии и руна «Ешу» вместо имени. Свобода воли…
Светлейший Парьен ждал, ничем не выдавая своих эмоций, если они вообще были.
– Император немыслимо щедр, – ровно и холодно сказал Дайм. – Что вы хотите от меня?
– Безусловную верность, подкрепленную клятвой. Для начала.
Дайм мысленно поежился: начало слишком отдавало руной «Ешу».
– Клятвы бывают разные, светлейший шер. Какую именно вы имеете в виду?
