– Обычную, – так же равнодушно пояснил Светлейший. – Не причинять вреда жизни и здоровью, слушаться прямого приказа.
– Не причинять вреда действием или бездействием? Что в приоритете, прямой приказ или не причинение вреда? Формулировка слишком расплывчатая. Если император прикажет отрезать ему руку, то что бы я ни сделал – нарушу клятву, и вы потеряете свой инструмент.
Взгляд магистра чуть потеплел.
– Твой наставник не ошибся, из тебя может выйти толк. Однако клятва верности – обязательное условие. Вот текст.
На стол лег лист плотной бумаги, исписанный мелким четким почерком.
Дайм прочитал документ дважды, обдумывая и прикидывая: чем ему это все грозит. Итог ему категорически не понравился.
– Бестолковое вложение ваших сил и времени, Светлейший. – Дайм отложил лист на стол и откинулся на спинку кресла: сделать это было непросто, все его воспитание протестовало и требовало быть милым, почтительным юношей. Но вот беда, милый и почтительный юноша минут десять тому назад не мило и не почтительно сдох прямо на этом ковре. – Разумеется, вы не доверяете мне ни на динг. Это взаимно. Однако вы желаете, чтобы я служил вам и императору, и если вы собираетесь меня учить – значит, служба несколько более ценна, чем уборка листьев в саду. И наверняка я кому-то встану поперек горла. Я прав?
– Продолжай, мальчик.
– Итак, я прав. И любой мало-мальски разумный человек, недовольный моей службой, легко поставит меня в ситуацию, когда я так или иначе нарушу хотя бы один из пунктов. А кара для нарушителя, я уверен, обычная: смерть. Из этого вытекает вопрос: стоит ли делать ваше оружие хрупким?
– Оружие… да, с самомнением у тебя все отлично.
– Благодарю, Светлейший, – Дайм очень почтительно склонил голову, ничуть не сомневаясь: за этот мелкий демарш его не накажут. Но, возможно, так ему удастся взять чуть-чуть больше, чем ему собирались дать изначально. – Итак. Я нужен вам для чего-то, что не могут или не хотят делать чиновники, военные и обученные маги. Чего-то… необычного. Иначе бы вы не возились со мной вот уже второй день.
– Ладно, ты прав, – Светлейший хмыкнул и подкинул в ладони несколько орешков: они на миг зависли и стали медленно-медленно, словно невесомые перышки, планировать вниз. – И что же ты предлагаешь?
– Изменить формулировки и дать мне больше свободы маневра. Заменить немедленную смерть чем-то менее… э… радикальным.
– Ты много хочешь.
– Я хочу служить императору, а не бояться за собственную шкуру при малейшем неловком движении.
– Весьма похвальное намерение. Ладно, уговорил. – Светлейший забрал бумагу, просмотрел и провел над ней ладонью, явно меняя что-то в тексте. – Ты не спрашиваешь, почему в клятве ни слова о наследнике престола.
– Это и так понятно. Я буду служить Конвенту и императору, а не наследнику или чьей-то двоюродной кошке.
– Даже так, – почти по-человечески улыбнулся Светлейший. – Вероятно, из тебя выйдет толк.
– Выйдет.
– Ты понимаешь, что это будет непросто? И что ты будешь все время под контролем?
– Вы мне это очень доходчиво объяснили, светлейший шер. Повторяться нет необходимости.
– Хорошо. Если император одобрит твою самодеятельность, с завтрашнего дня беру тебя в ученики. А прямо сейчас ты забываешь, что был бароном Маргрейтом. Ты Дайм Дюбрайн, побочный сын императора. Барон – это несерьезно. Герцога тебе многовато. Маркиз будет в самый раз. Маркиз Дюбрайн.
Дайму очень хотелось сказать что-нибудь о том, куда император может засунуть титул маркиза вместе с фамилией Дюбрайн, но он промолчал. Договор не заключен, и если он слишком обнаглеет – Светлейший может и передумать.
Проклятье. Отказаться от семьи, от памяти об отце! Барон Маргрейт – его настоящий отец! Он любил Дайма, он никогда бы не сделал с ним вот этого всего… И матушка… Дайм больше не увидит ее? Не сможет обнять? А кто же позаботится о ней, ведь брат совсем маленький?
Словно наяву, он услышал неживой голос лейтенанта Диена, увидел его змеиные глаза. «Отвечать будет ваша семья». И сейчас – тоже. Он зачем-то нужен императору и Светлейшему, и соображения справедливости или милосердия их не остановят.
В чем вообще разница между его службой и рабством?
Нет, не так. Его служба – лучше, чем судьба голема Ешу. И он сделает все, чтобы остаться самим собой и защитить семью. Даже откажется от имени и от семьи.
– Ваша светлость так и не объяснили, что я должен буду делать.
– Разве непонятно? Все, что прикажет император. И еще. Ты понимаешь, что непредусмотренных наследников быть не должно.
– Да, понимаю, – кивнул Дайм.
– Тебе нельзя будет жениться и иметь детей, если только сам император не прикажет обратного. – Тон Светлейшего был ровен, словно речь шла о цвете мундира.
– Включите в клятву и это.
«Спокойно. Я знал, что так будет. Это разумное требование. Спокойно».
– Клятву? Клятва тут ни при чем, – покачал головой Светлейший. – Пункт насчет детей слишком легко обойти. Ты физически не сможешь жениться и зачать детей. Это будет второй слой твоей печати верности.
С каждым словом Светлейшего становилось все холоднее и холоднее, а ощущение потери – все тяжелее. Не то чтобы Дайм был всерьез влюблен или мечтал о детях. Все это пока было скорее в теории, но… за каким шисом ему титул, если его даже некому будет передать? За каким шисом вообще все, если ему будут указывать, кого он может любить, а кого – нет?!
Горечь и злость мешали дышать. Дайм был уверен: это условие нужно не ради блага империи, а лишь чтобы держать его на коротком поводке и не позволить забыть, кто его хозяин.
– Нет необходимости… – все же попробовал возразить он.
– Есть, – оборвал его Светлейший. – Безопасность престола важнее твоих желаний. К тому же на мужчин запрет не распространяется.
– На мужчин?!
– Ты истинный шер, Дамиен Дюбрайн. Потомок Драконов. Или ты забыл, что Драконам без разницы, быть мужчиной или женщиной? И не делай круглые глаза.
К Дайму наконец вернулось самообладание, а вместе с ним и способность здраво оценивать то, что он видит. А видел он, что Светлейший в этом вопросе не уступит. Не потому что не хочет уступить, а потому что… вот и еще один ценный урок: даже Светлейший глава Конвента иногда делает то, что ему не нравится, если это – приказ императора.
– Это навсегда?
– Любое заклинание можно снять, если на то будет воля императора. Но послушай моего совета: не рассчитывай, что здесь что-то изменится. И не принимай так близко к сердцу. Вообще ничего не принимай близко к сердцу. Забудь, что оно у тебя когда-то было, мальчик.
– Я запомню ваш совет, светлейший шер. Однако я хотел бы кое-что прояснить. Насчет моей семьи.
