Поймав цепочку, Энрике кивнул:
– Да, Бастерхази. – Его голос прозвучал так же ровно.
И хорошо. Если бы он сейчас сказал хоть слово на тему «я тебя предупреждал», она бы… она бы… расплакалась? Или устроила локальный конец света?
Энрике в самом деле ее предупреждал и неоднократно. И о том, что темные шеры не умеют любить никого, кроме себя. И что лично Рональд шер Бастерхази – темный мозгокрут и может сколько угодно очаровывать Шу, но сути его ничто не изменит. Да что там, она сама в этом уже убедилась, когда он походя убил ее сокола и как ни в чем не бывало преподнес ей умертвие, но… но она продолжала верить в чудеса. Устрица безмозглая.
– Три стихии, тьма и как минимум вторая категория дара – почти личная подпись Бастерхази, – продолжал Энрике, словно бы не замечая метаний Шу. – Одна неприятность: доказать мы ничего не сможем. Артефакт уничтожен, слепка ауры нет, ширхаб его дери. Ладно, для рабочей гипотезы нам хватит…
Энрике что-то еще говорил, а до Шу с запозданием доходило: ее брата, ее маленького Кая, пытались убить. Их старшая сестра Ристана перешла от пассивной ненависти к активным действиям, и ей помогает не кто-нибудь, а придворный маг, гарант безопасности и законности! Сестра и придворный маг. Ристана и Бастерхази. Сладкая парочка, чтоб им… но это получается… получается… в столице они точно доберутся до Каетано! Шу не сможет быть с братом ежесекундно, и вряд ли ей снова в нужный момент приснится правильный сон…
«Проснись, Шуалейда!» – снова прозвучал в ее голове бархатный бас с отзвуками рокочущего пламени. Голос темного шера Бастерхази.
Он хотел ее предупредить? Но зачем? Или же она почувствовала его магию в амулете убийцы? Она разберется – потом. Когда они с Каетано будут в безопасности.
– Энрике, мы немедленно возвращаемся в крепость Сойки, – перебила она капитана. – Сейчас же буди Каетано, мы уезжаем!
– Конечно, сейчас… – Энрике подсел к ней, обнял за плечи поверх руки Бален. – Дыши, моя хорошая. Просто дыши. Мы справимся.
– Конечно справимся. Подумаешь, темный шер. – Бален погладила Шу по растрепанным волосам. – Ты же не какая-то жеманная клуша вроде твоих фрейлин.
А из Шу вдруг словно вынули стержень – она почувствовала себя слабой, как новорожденный котенок, безумно уставшей… а еще ей стало ужасно стыдно. Докатилась, впадает в истерику хуже собственных фрейлин. Как будто бегство хоть когда-то хоть что-то решало!
– Ну вот, успокоилась и стала самой собой, грозной сумрачной колдуньей.
– Угу. Даже начала думать головой, – фыркнула Шу, освобождаясь из дружеских объятий. – И голова мне подсказывает, что я ни ширхаба лысого не понимаю. Зачем, Энрике? Неужели Ристане так нужна корона, что она готова убить родного брата?..
– Единокровного, а не родного, – вполголоса поправила Бален.
– Неважно! Даже если меня она в расчет не берет… или рассчитывает избавиться и от меня… Ристана же не дура, в конце концов! Отец никогда не простит ей смерти Каетано.
– Ты права, – кивнул Энрике. – За исключением одного. Ты же слышишь замок?
Шу прислушалась.
– Нет. А что я должна слышать?
– Именно, что ничего! Все спят. Странно после ночной иллюминации.
– Ширхаб! Я… я должна была почувствовать сонное заклятие! Но… – Она готова была провалиться от стыда. Не заметить такой элементарной вещи могла только безмозглая устрица!
– Всем известно, что гильдия не берет заказов на королевскую семью. Всем известно, что ты, как самая одаренная, можешь претендовать на престол после смерти отца. Всем известно, что темные шеры злы и коварны по природе своей…
– Не надо, не продолжай. – Шу сжалась в комок, подтянув колени к груди и обняв их. – Опять в газетах вой про темную колдунью? Поэтому мне на глаза за всю дорогу не попалось ни одной?
Энрике кивнул. Очень понимающе и очень сочувственно.
– Шу, ты же не думала, что Ристана смирилась с потерей короны и хуже того, с твоей помолвкой с кронпринцем. Она слишком привыкла быть самой большой тыквой на этой грядке. Так что интрига проста, как медный динг. Убийство Каетано свалили бы на тебя, скандал прокатился бы по всей империи…
– …и Ристана осталась единственной наследницей, – продолжила очевидное Шу. – Боги, как я ненавижу политику!
– …а его высочество на тебе бы не женился, – совсем тихо добавила Бален.
Шу вздрогнула и зажмурилась. Бален права, наследник императора не может жениться на темной колдунье, которую обвиняют в убийстве брата. Злые боги, как же она ненавидит политику!
– Бастерхази… – задумчиво продолжил Энрике. – Странно, что он оставил столь явный след.
От упоминания Бастерхази Шу снова вздрогнула, но тут же подавила неуместную боль. Ей все равно. Она ничего другого от темного шера и не ожидала. И вообще, он не стоит… да, не стоит. Даже того, чтобы о нем говорить.
Намного важнее другое.
– А ты не боишься, Энрике, что это покушение спланировано Магбезопасностью? У Ристаны не один любовник, а два. Почему бы полковнику Дюбрайну не преподнести ей Валанту на блюдечке?
– Чушь! – вспыхнул Энрике, но тут же выдохнул и продолжил почти спокойно: – Во-первых, он не собирается ничего преподносить Ристане на блюдечке. Хотел бы, давно бы преподнес, без лишних сложностей. Во-вторых, если бы это покушение было спланировано им, оно бы удалось. А в-третьих… он – светлый шер, а не чудовище.
– То есть «имперский палач» – это не о нем? – из чистого упрямства уколола Шу.
– На том же газетном развороте, где и «темная принцесса-монстр», – не остался в долгу Энрике.
От привычного обмена шпильками Шу почувствовала себя намного лучше. Увереннее. Как будто мир постепенно становился на место. Ну… не то чтобы совсем, но хоть что-то в нем осталось по-прежнему. Однако…
– Я все равно не понимаю, Энрике. Ладно, если это не полковник Дюбрайн, а Ристана… Почему отец это допустил? Под самым своим носом!
– Прости, Шу. Его величество приказал не говорить вам с Каем, но раз такое дело… – Энрике потер виски. – Ни я, ни Бален не можем сказать прямо, мы принесли клятву. Но ты же сама уже поняла, не так ли? Ни одного письма от короля за последние три месяца, очередная шумиха в газетах о твоем темном даре, делами в королевстве заправляет Ристана.
– Нет, погоди… не может быть, что отец серьезно болен?!
Энрике с Бален в один голос вздохнули.
А Шу накрыло отчаянием. Она так надеялась, что отец позвал их с Каем домой только потому, что соскучился, или хотя бы потому, что Каетано пора знакомиться с делами королевства на практике, ему же скоро четырнадцать. Она надеялась, что у них с отцом будет достаточно времени, чтобы узнать друг друга, чтобы она наконец сказала ему, что любит, что понимает и не обижается на ссылку в приграничье…
