Она снова позвонила и приказала позвать к себе князя Орлова, и в мрачном молчании, подперев рукою голову, ожидала его прибыли.
Потемкин стоял возле нее со скрещенными руками. Он чувствовал, что настал решительный момент. Затеянная им игра, при помощи которой он думал разом уничтожить своих врагов, могла стать роковою и для него; но его гордое мужество не было сломлено, он напряг все свои силы, чтобы выйти с честью из предстоящей борьбы.
* * *
Накануне вечером Орлов, покинув Зимний дворец, в радостной надежде отправился в Гатчину, где надеялся найти Аделину. Он не сомневался, что ему будет не трудно овладеть красавицей, так как что значил в сравнении с ним бедный, ничтожный офицер? И легкое сопротивление, ожидаемое им с ее стороны, придавало всему приключению большую пикантность.
Однако, к своему немалому удивленно, он узнал, что Аделина не прибыла в Гатчину; он прождал ее часть ночи, снедаемый нервным нетерпением, посылал гонцов за гонцами на дорогу, но ни один не принес ему желаемого известия. Вследствие этого князь Григорий Григорьевич отправился обратно в свой дворец и, прибыв туда, приказал позвать кучера, который был выслан для похищения Аделины; но оказалось, что тот не возвращался. Все сильнее возрастали беспокойство князя и ужасный гнев против неизвестного препятствия, мешавшего исполнению его желания. Слуги трепетали под его грозные окрики, пока он, наконец, не успокоился и не погрузился в тяжелый сон.
Его разбудил приказ императрицы явиться к ней. Лишь с трудом он припоминал вчерашнее, но, когда это удалось ему, его снова охватила бешеная ярость, тем более что ему сказали, что его кучер все еще не возвратился.
Князь поспешно оделся и сел в карету. Его мысли проносились в голове, в диком беспорядке; но над всеми ими господствовал дикий, все возраставший гнев на чью-то таинственную власть, осмелившуюся препятствовать его воле.
Проходя по приемной императрицы, князь Григорий Григорьевич увидел Аделину, испуганно поднявшуюся со своего места у окна при его входе. Смущенно и вместе радостно глядела она на него; его появление и растерянный вид подали ей надежду, что императрица, узнав о причинах всех ее страданий, зовет теперь князя к ответу.
Орлов остановился на мгновение, увидев Аделину; его лицо стало еще бледнее, уста крепко сомкнулись, как будто насильно хотели удержать готовое вырваться проклятие; затем он быстро повернулся и вошел в кабинет императрицы.
При его появлении Екатерина Алексеевна поднялась, но в испуге сделала шаг назад, увидев по его лицу следы бессонной ночи и дикого, страстного волнения. Потемкин подвинулся к государыне, как будто хотел защитить ее.
Орлов пристально смотрел на государыню; он не поклонился ей и, по-видимому, совсем не замечал Потемкина и Бередникова.
– Ваше императорское величество! Вы изволили приказать позвать меня, – сказал он с угрозой в голосе, – я пришел.
Императрица успела овладеть собой, со сверкающими глазами подошла она к князю и проговорила:
– Вы должны оправдаться, князь Григорий Григорьевич, так как против вас возводятся тяжелые обвинения!
– Обвинения? – воскликнул Орлов, – но кто же – обвинители?
– Факты говорят против вас кровавым, ужасным языком, – ответила Екатерина Алексеевна. – Вы приказали похитить актрису Аделину Леметр и отвезти ее в Гатчину.
– Я уже догадался, – возразить Орлов, – что какой-то коварный негодяй похитил девушку и привез сюда.
– Чтобы спасти ее от насилия, – проговорила Екатерина Алексеевна. – Затем вы знали о заговоре, целью которого было возведение на престол Иоанна Антоновича, и отдали находящемуся здесь генералу жестокое распоряжение, в силу которого была пролита благородная кровь отпрыска Петра Великого. Это – разбой, убийство и предательство и на меня падает вина этого убийства, так как мир и история обвинят государыню за поступок ее слуги.
– Я мог бы отказаться от ответа в присутствии лиц, не имеющих права становиться между мной и моей императрицей, – возразил Орлов. – Но все равно, я могу сказать пред всем светом, что вы, ваше императорское величество, говорите совершенную правду.
– А если это – правда, – воскликнула Екатерина Алексеевна, – то как осмеливаетесь вы…
– Может быть, я и не осмеливался бы, – прервал ее Орлов, – если бы не считал за возможное, что Екатерина Алексеевна станет обходиться со своим первым слугой и преданнейшим другом как с последним крепостным мужиком. Но я считал это невозможным и потому посмел спасти трон от угрожавшей опасности, не нарушая ни на одну минуту спокойного сна императрицы. Я приказал наблюдать за внушавшим мне подозрение Мировичем; я узнал его план, я дал созреть этому плану, чтобы иметь доказательства, чтобы узнать все беспокойные элементы, которые могли бы быть опасны моей государыне. И, когда все было бы готово, я хотел вырвать с корнем грозящую опасность и уже тогда показать ее вам совершенно безвредною.
Императрица потупилась.
– А что вы скажете по поводу того жестокого приказа, – сказала она, – жертвой которого пал Иоанн Антонович?
– А разве я не должен был позаботиться обо всем, чтобы какая-нибудь случайность не помешала моим расчетам? – возразил Орлов. – Для такого именно случая и был отдан этот приказ; но такой случай не должен был наступить; об этом должен был позаботиться Ушаков; ему было поручено задушить восстание в самом его зародыше.
– Ушаков? – воскликнул Потемкин, – да ведь он получил от меня приказ арестовать Мировича и тогда зло было бы предотвращено.
Орлов, казалось, не слышал слов Потемкина; только его лицо еще больше осунулось и глаза заблистали гневом.
– В артиллерийских казармах все было готово для встречи Иоанна Антоновича, – продолжал он. – Заговорщики схвачены и я представлю вашему императорскому величеству список виновных. Вы, ваше императорское величество, должны быть благодарны мне, что я стою на страже у ступеней вашего трона, ни на одну минуту не нарушая вашего покоя.
– А кровь, пролитая невинная кровь? – воскликнула потрясенная Екатерина Алексеевна.
– Невинная? – спросил Орлов. – Да разве Иоанн Антонович не был в тайном соглашении с заговорщиками? Разве он не хотел свергнуть вас с престола? Разве он пощадил бы вашу жизнь, если бы ему удалось его предприятие? И раз уже совершилось кровавое деяние, – продолжал Орлов, делая шаг вперед к императрице, – то разве смерть не лучше для него, чем жалкая жизнь в неволе? И не представлял ли бы он собою опасности все время, пока жил? Если уж мертвецы встают грозными призраками, то не лучше ли сделать безвредными живых? Несмотря на то, что неуклюжие руки нарушили мои расчеты, тем не менее, все случавшееся совершилось к вашему благу, ваше императорское величество, и к упрочению вашего трона.
– Ну, а эта девушка? Эта Аделина? – спросила государыня.
– Я предполагал, что она, как возлюбленная заговорщика, тоже представляет собою опасность. Мне казалось, что было бы лучше лишить ее свободы в момент восстания и передать в надежные руки.
