– Какая наглая ложь! – воскликнул Потемкин, – и единственный человек, который мог бы распутать эту суть лжи, находится на том свете! Бедный Ушаков!
– Жалкие люди, покупающие предателя, могут сообщить сведения о предателе, меня же это не интересует, – проговорили Орлов, не глядя на Потемкина. – Теперь, ваше императорское величество, – продолжал он, – я ответил на обвинение; я дал вам в руки все разветвления этого опасного заговора; угроза, которую воплощал собою Иоанн Антонович вашему могуществу, исчезла со света и единственная опасность, угрожающая вашему трону, исходит оттуда, где некий Пугачев прикрывается именем скончавшегося императора. Теперь можно свободно и уверенно всеми силами выступить на подавление этого восстания, после того как враги внутри дома уничтожены. Если во всем этом заключается вина, вы, ваше императорское величество, вольны судить меня.
Глубоко потрясенная стояла Екатерина Алексеевна, склонив на грудь голову, в то время как Потемкин наблюдал за нею, не сводил взора. Наконец, она выпрямилась; ее глаза были влажны, губы у нее дрожали, когда она промолвила:
– Бог рассудит и Он Один может заглянуть в сердца тех, которые были исполнителями Его неисповедимых намерений. Князь Григорий Григорьевич! Не знаю, благодарить ли мне вас, так как я все еще нахожусь под впечатлением ужаса всего происшедшего; прошу вас быть и впредь на страже моего царства и трона!
Она протянула Орлову руку, но вздрогнула, когда он поднес ее к своим губам.
Потемкин отвернулся, Бередников же, сложив руки, прошептал:
– О, Господи, зачем не дал Ты мне возможности умереть, как подобает солдату, в честном бою, а вместо того сделал меня орудием смерти несчастного отпрыска исконных царей русских!..
– Теперь, – сказала государыня, – выслушайте все мою волю и повеление: прежде всего ни одно слово из всего сказанного здесь не должно быть вынесено за порог этой комнаты. Я требую от всех вас безусловного молчания.
Орлов, Потемкин и Бередников наклонили в знак согласия головы.
– Конечно, событие не может оставаться неизвестным и было бы недостойно скрывать его, – продолжала государыня. – Я не хочу принимать на себя вину в этой крови, тайна же обвинить меня. Мирович должен предстать на суде; но у него не должно быть соучастников, понимаете вы меня? Артиллерийские офицеры и солдаты должны быть немедленно же отпущены на свободу. Я не хочу знать их имена, я не хочу иметь связанными руки, чтобы наградить их, если они принесут пользу отечеству.
Бередников поспешил к Екатерине Алексеевне и в глубоком волнении поцеловал ее руку.
– Идите же, – сказала императрица, – ступайте все! Я должна остаться одна и оправиться от перенесенных треволнений. Я хочу помолиться Богу, чтобы Он милостиво принял в царство Своей вечной славы того, кто безвинно страдал здесь на земле.
Орлов повернулся, чтобы выйти из комнаты; но вдруг дверь отворилась и в комнату вошла Аделина.
– Нет, – крикнула она – нет, я не могу больше выносить это!.. Я должна услышать решение государыни; ведь от нее зависит счастье моей жизни и ему не удастся при помощи новой хитрости обмануть всемилостивейшую государыню императрицу! А, – воскликнула она вдруг, подбегая к Орлову и хватая его за руку, – посмотрите сюда, ваше императорское величество, посмотрите на это кольцо; он подарил мне его как задаток за будущую гибель моей души, я отдала его Ушакову, камень должен был доставить нам средства для побега, а теперь перстень опять на его руке! Ушаков убит; и он – его убийца, он уничтожил орудие своих дьявольских планов и был настолько низок, чтобы ограбить свою жертву.
Орлов побледнел; его рука, которую Аделина насильно подносила к глазам государыни, дрожала, но он быстро вырвал ее у девушки и, пожимая плечами, холодно проговорил:
– Она бредит, ваше императорское величество, преступление ее возлюбленного помутило ее рассудок!
– Я безумна? – воскликнула Аделина, бросая вокруг взгляды, – да, моя бедная голова могла сойти сума от всех перенесенных ужасов, но, – продолжала она, проводя рукой по лбу, – наша государыня императрица здесь, она защитит и спасет меня!
– Успокойтесь, дитя мое, – сказала Екатерина Алексеевна, с легкой ноткой нетерпения в голосе, – ступайте, я сделаю для вас все возможное; я не забуду своего обещания заботиться о вас.
Аделина пристально взглянула на императрицу, наклонила голову вперед, как бы прислушиваясь к тону ее голоса, а затем воскликнула:
– А Василий? Где Василий? Ведь вы обещали мне возвратить его?
– Ступайте, дитя мое, ступайте! – повторила императрица, – он совершил тяжкое преступление; пролита благородная кровь, ему придется ждать суда; но обещаю вам: я не забуду, что сам Бог милостиво судит грешников!
– Ожидать суда? – переспросила Аделина, – что это такое? Это – не голос моей всемилостивейшей государыни императрицы; это – голос моего страшного врага. Но святые ангелы помогут мне моими слабыми руками задушить вот того интригана, – воскликнула она, указывая на Орлова, – как задушил он несчастного Ушакова.
Все мутнее становились ее взоры, горячечный румянец покрыл ее щеки; она испустила пронзительный крик и с вытянутыми руками бросилась на Орлова.
Тот едва успел схватить ее за локти; с силой, существование которой нельзя было предположить в хрупкой фигуре девушки, она боролась, вырываясь и в то же время, выкрикивая дикие проклятия Орлову.
– Уведи ее, – сказала Екатерина Алексеевна, – уведи ее, Григорий Григорьевич; она успокоится, когда пройдет первое впечатление страха.
Аделина все еще продолжала бороться с Орловым; пена выступила на ее губах и все тело содрогалось от конвульсий. Наконец силы покинули ее; ее нежная натура не была в состоянии вынести долее постоянное напряжение нервов. С тихим стоном повалилась она на пол, лишившись чувств.
Государыня сама бросилась к двери и позвала пажей.
– Мадемуазель Аделине дурно, – сказала она. – Бедная девушка больна; сейчас же отвезите ее к матери и пошлите за моим придворным врачом; пусть она ни в чем не чувствует недостатка; я не хочу, – добавила она, – чтобы еще одна жизнь пала жертвой ужасного рока.
Подбежало несколько лакеев, а затем они унесли Аделину.
– А теперь, – снова воскликнула Екатерина Алексеевна. – Ступайте, ступайте все! Оставьте меня! Я должна остаться одна, мои силы тоже исчерпаны.
Гордо, с высоко запрокинутой головой, отправился к выходу Орлов; мрачно следовал за ним Потемкин, а Бередников машинально осенял свою грудь крестным знамением, переступая порог кабинета императрицы.
Глава 32
С испугом и удивлением смотрели дежурные кавалеры и дамы императрицы, как из покоев ее величества выносили молодую актрису, бледную и без чувств, и как за этим печальным шествием с безжизненным телом Аделины следовали князь Орлов, Потемкин и Бередников, все трое в сильном волнении.
