Книга Адъютант императрицы, страница 114. Автор книги Грегор Самаров

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Адъютант императрицы»

Cтраница 114

– Екатерина желала бы забыть долг благодарности ко мне, если бы могла, но она не может, не смеет сделать это, потому что я держу ее в руках. Оставь меня в покое и поверь, что я не так беззаботен, как кажусь. Что же касается благоволения Екатерины, то пускай она держит при себе куклу для забавы; императрица не забудет, что только от меня зависит разбить эту игрушку, если она станет мне в тягость.

Князь отказался от всякого дальнейшего объяснения и после того продолжал свой привычный образ жизни.

Государыня прекратила свои придворные празднества и даже не посылала приглашений на свои маленькие обеды кавалерам и дамам, состоявшим на ее непосредственной службе, равно как и гостившему в Петербурге философу Дидро. Таким образом, у Орлова не было повода появляться пред нею. Да он и не искал его; он занял свое положение и казался вполне уверенным, что императрица, которая только у него могла найти защиту от опасностей, угрожавших ее трону, вполне подчинилась его могуществу и воле.

Действительно Орлов все еще не достиг цели, к которой протягивал руку с таким победоносным видом. Он составил и послал ей текст полномочия, обещанного ему государыней; он уже два раза напоминал ей о подписании этой бумаги, но все еще не получил обратно документа, которому надлежало отдать в его руки всю власть в государстве без всякого ограничения, а вскоре после того сделать его независимым от воли самой императрицы.

Екатерина Алексеевна каждый раз отвечала ему, что должна еще серьезно вникнуть в вопрос такой великой важности. Хотя эта нерешительность вызывала в нем горькую досаду, тем не менее, Орлов ни мало не сомневался, что императрица будет, наконец, принуждена подчиняться необходимости, так как сам он был убежден, что никто, кроме него, не в состоянии подавить Пугачевский бунт.

С тайной радостью принимал он почти с каждым днем становившиеся все тревожнее известия об успехах Пугачева, авангард которого подвигался все ближе и ближе к Москве; эта радость объяснялась темь, что, чем грознее становилась опасность, тем колоссальнее обещал быть его триумф. И Орлов ни на один миг не колебался, в гордой уверенности, что ему удастся сосредоточить в своих руках все военные средства государства и тогда одним могучим, дружно направленным ударом положить конец восстанию. Поэтому он снова напомнил императрице об исполнении ее обещания и вместе с тем прибавил в довольно бесцеремонной форме угрозу, что желает удалиться за границу, чтобы избегнуть предстоящего крушения государства в том случае, если императрица будет еще дальше колебаться вложить в его руку меч, которым он один мог спасти тронь.

Екатерина Алексеевна получила эту записку, написанную почти вызывающим тоном. Ее гордость восставала против того, чтобы исполнить требование князя и почти безвольно отдаться в его руки; тем не менее, она не видела иного исхода, потому что также считала Орлова единственным человеком, способным сладить с отчаянным положением. Хотя он часто бывал беспечен и нерадив, хотя пожертвовал своему капризу заключением мира с Турцией в удобный момент, однако императрица знала лучше всякого другого беззаветно-смелое мужество и железную решительность, какие Орлов мог выказывать в критических положениях в минуты крайней опасности. Она испытала это мужество и эту силу на деле; им была она обязана своим троном. Ни у кого другого, не исключая Потемкина, государыня не находила таких же испытанных качеств и не осмеливалась рискнуть своей короной, своим величием и своей славой при сомнительном опыте. Она чувствовала принуждение, заставлявшее ее согласиться на требования Орлова, и придумывала только средство вырвать у него потом грозное могущество, которым ей приходилось облечь его теперь.

Поглощенная этими тягостными мыслями, Екатерина Алексеевна вошла в спальню Потемкина, который поднялся уже с постели и, завернувшись в широкий шлафрок, лежал на диване, придвинутом к окну. Государыня пыталась согнать мрачные тучи со своего чела и с улыбкой протянула руку Потемкину, у которого оставалась еще только легкая повязка на поврежденном глазе.

– Доктор сообщил мне, – сказала она, нежно заглядывая в лицо Потемкина, казавшееся еще красивее и благороднее, благодаря болезненной бледности, – что ты скоро совсем выздоровеешь и что другой глаз не подвергается у тебя никакой опасности. Я была осчастливлена этим и наградила своего лейб-медика по заслугам за внимание и заботливость к моему дорогому другу.

– А. когда я поправлюсь, – мрачно возразил Потемкин, – что же будет дальше? Могу ли я после нанесенного мне бесславия показаться вновь пред двором, даже пред последним из своих лакеев?

Екатерина Алексеевна потупилась. Потемкин взял ее руку и сказал:

– Между нами должно быть произнесено решительное слово; мы должны расстаться, расстаться навеки, если мне не будет дано удовлетворение, если удар, след которого навсегда запечатлелся на моем лице, останется не отмщенным. Если императрица не решится покарать Григория Орлова, то Екатерина не увидит больше своего друга, потому что тогда я выйду из этой комнаты лишь с тем, чтобы схоронить себя в мрачном одиночестве от взоров света, или, – прибавил он, скрежеща зубами, – я собственноручно отмщу наглецу, который в своем высокомерии осмеливается ставить себя выше всякого права и закона в России, даже выше самой государыни!

– Чего же требуешь ты, мой друг? – нетвердым голосом спросила императрица.

– Того, чего я должен требовать! – ответил Потемкин. – Тебе предстоит выбирать между Орловым и мною. Если я должен оставаться возле тебя, если я должен напрягать дальше свою силу и волю, чтобы украсить чело Екатерины короною Византии, то Орлова необходимо прогнать.

– И ты, в свою очередь, хочешь давать предписания твоей императрице, – горестно произнесла Екатерина Алексеевна, – и ты хочешь ставить своей подруге условия твоей любви?

– Не любви моей, но моей чести, – возразил Потемкин. – Если подруга не уважает моей чести, то я не могу быть ее другом, а если императрица не окажет справедливости своему генералу, то я буду принужден переломить свою шпагу.

– Но как же я могу? – воскликнула государыня почти с отчаянием, тогда как слезы гнева выступили на ее глазах. – Ты знаешь опасности, угрожающая моему государству, даже моему трону, но пожалуй, ты не знаешь их во всем их объеме.

– Пугачев? – спросил Григорий Александрович.

– Да, – с живостью подхватила Екатерина Алексеевна, – да, Пугачев, этот ужасный призрак!

– Ты видишь, – продолжал Потемкин, – что я умею читать в твоей душе, даже когда ты не удостаиваешь меня своим доверием. И, по-твоему, Орлов – единственный человек в России, которому удалось бы уничтожить Пугачева?

– Боюсь, что так, – беззвучно ответила государыня. – Ты, мой друг, – мягко и нежно прибавила она, – еще незнаком со всеми здешними условиями, тебе не удалось бы, как Орлову, соединить все силы государства для решительного удара.

– О, я вижу его насквозь! – воскликнул Потемкин. – Орлов хочет отнять у тебя из рук меч, чтобы потом не нуждаться в тебе более или чтобы иметь силу принудить тебя возложить твою корону на его голову. Ну, так и быть! – продолжал он, приподнявшись на локте. – Ты узнаешь, где должна искать своего истинного друга, свою настоящую опору, силу победы и господства. Пока Орлов угрожал и ставил условия, я действовал. Скоро тот призрак исчезнет в России, где ты должна сделаться повелительницей, всемогущей и единственной; ты не должна нуждаться ни в ком, кроме руки и взора своего друга, который и с одним глазом бдительно уследит все происки твоих врагов и который не требует от тебя ничего, кроме возмездия за поругание чести.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация