– Да здравствует наша августейшая государыня императрица Екатерина Алексеевна, великая, непобедимая! Императрица сказала, ее слуги повиновались! Императрица указала воинам, как на пример, на римлян, русские сыны героев были достойны римлян. Генерал Румянцев перешел Дунай в виду превосходных сил врага, и турецкая армия не существует более! Шумла принадлежит вам, ваше императорское величество, и здесь я кладу у ваших ног бунчук великого визиря Моссума-оглы, который я сам имел счастье взять в добычу, когда Господь помог мне сдержать свою клятву и первым из храбрых солдат армии великого Румянцева ступить ногою на вражеский берег.
Зораида смертельно побледнела; она задрожала так сильно, что принуждена была, чтобы не упасть, опереться рукою о руку Николая Сергеевича, и возвела неописуемый взор к небесам.
– Эта весть, – продолжал Салтыков, – не терпит отлагательств, и потому вы, ваше императорское величество, простите мне, что я осмелился, вопреки вашему приказанию, проникнуть сюда.
Государыня несколько мгновений стояла неподвижно, затем ее бледное пред тем лицо залилось яркой краской. Вестник победы превзошел ее самые смелые надежды. Одна из тяжелейших забот, угнетавших ее сердце, отпала. Поколебавшиеся основы ее власти были снова укреплены, и она снова стояла среди монархов Европы величественной, внушающей страх и повелевающей.
Екатерина Алексеевна наклонилась, а затем под влиянием охватившего ее восторга обняла Салтыкова и поцеловала его в обе щеки, причем сказала:
– Благодарю тебя, Сергей Семенович! В твоем лице я обнимаю моего непобедимого фельдмаршала Румянцева и всех его героев! Я знала, что ты мог доставить мне только счастливые вести; прелестные цветы юных грез, – тише прибавила она, так чтобы было понятно ему одному, – принесли роскошные плоды, и этот час блестящей действительности пробуждает былой сумеречный сон.
Салтыков молча прижал к своим губам руку императрицы, его взор утонул в ее глазах, и казалось, будто воспоминания о далеком минувшем поднялись между ними и солнце действительности с таким ярким блеском проливало над ними свои лучи, что их глаза также подернулись влажным блеском.
Екатерина Алексеевна еще раз пожала его руку, затем сделала знак камергеру, все еще стоявшему на ступенях террасы, указала на окна, и через несколько минут все дамы и кавалеры ее свиты уже собрались вокруг нее. Она уже снова совершенно овладела собою и с полным величия и достоинства видом, сообщила весть о победе, причем у всех вырвался громкий, восторженный крик ликования.
– Теперь следует отслужить благодарственный молебен в соборе Казанской Божьей Матери; я лично буду присутствовать на нем и отблагодарю Бога за то, что Он явил Свою великую милость мне и святой Руси. Сегодня вечером я намерена принять поздравления от своего двора. Вам, граф Сергей Семенович, я жалую орден св. Андрея Первозванного. Пусть благородные орденские знаки всегда напоминают вам о той минуте, когда вы возвестили о победе, которой вы сами так много способствовали. А теперь пойдемте, – продолжала она, в то время как Салтыков дрожащим голосом произнес несколько несвязных слов благодарности, – вы должны рассказать мне, как все случилось. Этот турецкий бунчук пусть положат пред алтарем Богородицы и пусть возвестят по всему городу о победе, чтобы и весь мой народ мог разделить радость своей государыни.
По знаку императрицы камергеры и статс-дамы поспешно удалились. Все сгорали нетерпением возможно скорее распространить эту удивительную, казавшуюся невероятной новость.
– Я позволю себе, – сказал Салтыков, – поздороваться у вас, ваше императорское величество, со своим сыном. О, если бы ему когда-либо дозволено было принять участие в столь же славной победе для своей императрицы и для своего отечества и если бы он оказался достойным милости вашего императорского величества!
Он заключил Николая Сергеевича в свои объятия и нежно поцеловал его в лоб.
Екатерина Алексеевна отвернулась и увидела, как Зораида прикрыла лицо руками и тихо всхлипывала.
– Успокойся, дитя мое, – приветливо проговорила она, – отец Николая ничего не может иметь против выбора своего сына, если я подведу тебя к нему, как свою дочь.
Государыня схватила руку дрожавшей девушки, чтобы подвести ее к Салтыкову.
– Простите, ваше императорское величество, – сказал последний, – в избытке радости я только наполовину выполнил свое посольство. После нашей победы, фельдмаршал Румянцев, которому были известны условия вашего императорского величества, тотчас приступил к ведению мирных переговоров, чтобы новыми проволочками вторично не потерять плодов победы и не дать врагу времени снова собраться с силами. Фельдмаршал вверил мне честь ведения переговоров и вот здесь основы мирного договора, подписанный мною и великим визирем. Они содержат в себе все, что вы, ваше императорское величество, требовали раньше, и если вы, ваше императорское величество, соизволите утвердить мою подпись, то война будет славно и достойно окончена, а Черное море и Дарданеллы открыты для русского флота.
Он вынул бумажник из кармана мундира и передал государыне договор, подписанный им и великим визирем.
Екатерина Алексеевна прочла документ, и ее лицо осветилось гордой радостью.
– Война окончена, – сказала она затем, – я утверждаю то, что вы, Сергей Семенович, обусловили от моего имени, и пусть моя подпись стоит рядом с вашей на этой достославной странице истории моего царствования. Ты видишь, – продолжала она, обращаясь к Зораиде, – что все способствует твоему счастью. Мир заключен, и тем вернее твой отец исполнит твою просьбу. Вот, Сергей Семенович, – обратилась она к Салтыкову, – посмотри на эту девушку; пусть она вознаградить твоего сына за заслуги его отца. Я хотела заместить ему мать, поэтому ты должен мне позволить сказать решающее слово относительно выбора его сердца.
– Кто же эта девушка? – удивленно спросил Салтыков, – на ней платье турчанки.
– Она будет обращена в христианство, к которому уже давно склонилось ее сердце, – возразила государыня, – и великий визирь не откажет в просьбе государыне, намеревающейся поставить его дочь среди своих первых придворных дам.
– Его дочь, – смущенно воскликнул Салтыков, – она – дочь визиря Моссума-оглы! Мой сын любить дочь визиря!
– Своею душою она достойна его любви, – сказала Екатерина Алексеевна, – а своим происхождением – достойна того положения, на которое я возведу ее.
– Да, отец, – сказал Николай Сергеевич, обнимая плечи Зораиды, – она была бы достойна быть твоею дочерью, даже если бы ее отец и не был могущественным вельможей среди своего народа.
– О, Боже мой, – тихо вздохнула Зораида, – его дочерью… а он победил моего отца и склонил в прах его знамена!
Салтыков с сожалением посмотрел на сына.
– Бедное дитя! – сказал он, – неужели в эту минуту горделивой радости твой отец сам должен разрушить твое сердечное счастье?
– Как? Вы еще раздумываете, когда я одобрила выбор вашего сына? – с неудовольствием спросила государыня.
