Салтыков, вздохнув, наклонил голову и направился вперед, чтобы открыть государыне двери.
В тот момент, как он протянул руку к двери, последняя внезапно распахнулась и на пороге появились два запыленных, запыхавшихся офицера.
Императрица испугалась. Неужели же какая-нибудь недобрая весть должна была смутить радостное торжество победы?
– Откуда вы, с какими вестями? – спросила она, с трудом сохраняя обычное самообладание.
– Меня прислал фельдмаршал Румянцев к вам, ваше императорское величество, – сказал первый из двух офицеров. – Я должен повиниться, что промедлил лишний день… но моя лошадь пала от слишком поспешной езды и мне пришлось долго идти пешком, пока я добыл другого коня. Поэтому меня нагнал мой товарищ, который отбыл из лагеря Шумлы одним днем позже.
– А с чем вы прибыли? – спросила императрица первого гонца.
– С этим письмом к вам, ваше императорское величество.
– От фельдмаршала Румянцева? – спросила государыня.
– Нет, ваше императорское величество, письмо от великого визиря Моссума-оглы; фельдмаршал приказал мне вручить его лично вам, ваше императорское величество.
– От моего отца? – испуганно воскликнула Зораида.
– Неужели он все же не поверил моим словам, – заметил Салтыков, – и пожелал еще раз изложить свою просьбу вашему императорскому величеству.
Государыня, вскрыв письмо, быстро пробежала его; ее лицо стало серьезно и она с грустной улыбкой обратилась к Николаю и Зораиде:
– Ваша судьба изменяется, дети мои; ваши надежды не потеряны… Послушай, что мне пишет твой отец!
Сказав это, она стала читать:
– «Великая, милостивая императрица! Побежденный враг обращается к сердцу великодушной победительницы. Вы, ваше императорское величество, были милостивы к счастью и радости моей жизни, к моей дочери Зораиде; меня ожидает неизвестная судьба, и я прошу вас, ваше императорское величество, взять мое дитя под свое покровительство и оказать ей материнское расположение, когда ее отец не будет уже в состоянии заботиться о ней. Пусть Зораида повинуется вам и любить вас так, как любила меня; ее судьбу я вручаю вам, ваше императорское величество, и молю всемогущего Аллаха, чтобы за ваше великодушие Он щедрою рукою ниспослал вам Свое благословение».
– Ты видишь, Зораида, – сказала государыня, с состраданием глядя на девушку, – ты теперь принадлежишь мне по воле своего отца, и я имею право соединить тебя с Николаем.
– Боже мой. Боже мой! – сказала Зораида, – я ничего не понимаю! – Она взглянула на оборотную сторону письма. – Да, да, это – печать моего отца, я узнаю ее; это письмо от моего отца, это – его воля отдать меня! Но то, что должно бы осчастливить меня, страшит меня… Разве он не любит меня больше, или…
Она побледнела и скрестила руки на груди, между тем как Николай, сияя от счастья, поспешно подошел и обнял ее.
– Фельдмаршал Румянцев посылает через меня вашему императорскому величеству это послание, – сказал второй офицер в ответ на вопросительный взгляд императрицы.
– А, – воскликнула Екатерина Алексеевна, взяв письмо с огромной печатью, – на этот раз мне пишет Румянцев. – Быстро вскрыла она письмо и прочитала: – «Генерал Салтыков, вероятно, лично доставил Вашему Императорскому Величеству известие о большой, решительной победе, одержанной войсками Вашего Величества, а также вручил Вашему Императорскому Величеству проект мирного договора и письмо великого визиря Моссума-оглы. Мне остается только сообщить следующие важные известия. Султан Мустафа III умер, Абдул Ахмед занял его место, великий визирь Моссум-оглы отозван от командования разбитой нами армией и замещен пашой Молдаванчи. Последний принял мирный договор, заключенный Моссум-оглы и Салтыковым, признав невозможность сопротивления и мою угрозу, в случае замедления, двинуться на Адрианополь. В согласии султана не может быть сомнения. Я узнал, к моему великому огорчению, что Моссум-оглы застал в Адрианополе посланного от султана, который ему»…
Государыня смолкла и посмотрела на Зораиду, которая высвободилась из объятий Николая и, вся бледная, с неподвижным взором, вслушивалась в слова письма.
– Посланный от падишаха? – воскликнула она, – что это значит? О, будь милосердна, властительница, скажи мне, что случилось с моим отцом?
– Бедное дитя, – промолвила императрица, – а все же она должна знать! Самая ужасная истина лучше томления страха и неизвестности. Твой отец предчувствовал свою судьбу, мое дитя, и поэтому поручил тебя моему покровительству; «посланный султана передал ему шелковый шнур, т. е. смертный приговор. Он быль храбрый и гордый человек, – продолжала она читать заключительный слова письма Румянцева, – и я сохраню воспоминание, полное уважения к этому благородному врагу».
Зораида упала, громко рыдая:
– О, мой отец, мой отец! Они убили тебя, эти изверги, они не дали тебе даже возможности повидаться со своей дочерью!
Николай поднял рыдавшую девушку.
Государыня раскрыла свои объятия и прижала ее к груди.
– Успокойся, мое дитя! – сказала она, – благословение твоего отца будет с тобою и после его смерти; он доверил тебя сердцу матери, и я исполню святой завет. Русская императрица создаст тебе счастье и позаботится о тебе, как если бы ты была ее собственное дитя. Жалую тебя в графини; отныне твое имя будет Екатерина, и ты будешь равна самым знатным людям моего государства; затем, когда ты выйдешь замуж за Николая, имя твоей государыни соединится с благородным именем Салтыковых.
Николай опустился на колена и благоговейно поцеловал руку государыни.
Салтыков положил руку на голову сына и сказал:
– И, пока мое потомство будет жить на Руси, пусть все его отпрыски с благодарностью и восхищением посвящают жизнь императрице и ее наследникам.
Зораида тихо рыдала в объятиях государыни; но вдруг она выпрямилась, с еще влажными, сверкающими глазами протянула руку и воскликнула громким, звучным голосом:
– Да, я хочу принадлежать вам, одним вам: тебе, моя милостивая повелительница, и тебе, мой возлюбленный друг, на всю свою жизнь. Между мною и народом падишаха, так жестоко умертвившим моего отца, больше нет ничего общего; я вырвала из сердца веру своих отцов, допускающую подобный злодеяния. Твой Бог, Николай, будет моим Богом; этому Богу милосердия и любви я буду молиться за своего бедного отца и за наше счастье, на которое он будет взирать с высоты небесного рая. Возьми меня, я твоя; в печали небо соединило наши души, а наша земная судьба находится в руках нашей высокой матери-повелительницы.
Она стала на колена рядом с Николаем, государыня положила на их головы свою левую руку, а правую протянула Салтыкову и произнесла слова, понятные лишь ему одному:
– Видишь, Сергей Семенович, какое странное совпадение! Салтыков и Екатерина – так Зораида будет названа в святом крещении. Эти имена снова встречаются; былые воспоминания соединяются с будущим живым счастьем. Ну, а теперь иди, дочь моя! – сказала она Зораиде, – побудь наедине со своими мыслями об отце, благословение которого неотъемлемо остается с тобою; сегодня ты не можешь быть в кругу веселящихся; в уединении твоя душа придет в прежнее равновесие. Иди, поплачь и моли Бога, чтобы то были твои последние слезы. А ты, Николай, проводи меня; эта серьезная минута принесла тебе высокое счастье и тебе подобает принять участие в радости и почестях своего отца.
