Мирович стоял на пороге и раздумчиво смотрел на эту трогательную картину.
– Будет ли он в состоянии когда-нибудь повелевать? – едва слышно говорил он про себя, – будет ли он в состоянии держать твердою рукою бразды правления, если он так теряет власть над самим собою? Он будет нуждаться в друге, который думал бы для него и заботился бы о нем. Такой друг будет, он будет держать бразды, чтобы он не упали на землю, и он-то и будет истинным правителем. Аделина, ты с гордостью взглянешь на своего возлюбленного и ни одно твое желание не останется неудовлетворенным.
Снова раздались звуки звонка; солдаты пришли убрать посуду; двое часовых с примкнутыми к ружьям штыками встали по сторонам дверей комнаты, чтобы держать здесь караул, пока Мирович отправился в обход по коридорам укрепленного замка.
Солдаты равнодушно смотрели на спящего Иоанна Антоновича и на старого Полозкова; они привыкли каждый вечер видеть эту сцену; но Мирович вышел, чтобы сменить многочисленных часовых и лично убедиться, что каждый из них снабжен боевыми патронами и твердо знает пароль и лозунг.
Глава 17
В Зимнем дворце, в комнат совета, собрались главные советники императрицы: военный министр граф Чернышев, министр иностранных дел граф Панин, адмирал граф Алексей Григорьевич Орлов и, наконец, появился также и генерал-фельдцейхмейстер князь Григорий Григорьевич Орлов, по обыкновению в сером изысканной простоты костюм, с вышитой на груди звездою ордена Андрея Первозванного.
Гордый генерал-фельдцейхмейстер, который столь продолжительное время неотъемлемо занимал первое место среди великих людей империи, постоянно находил особенное удовлетворение для своего тщеславия в том, что появлялся чрезвычайно просто одетый среди других сановников, бывших в парадных мундирах и роскошных придворных костюмах: этим он как бы хотел выставить напоказ, что стоит выше всех и наравне с императрицей; но при этом его крайне простой серый костюм был украшен бриллиантовыми пуговицами чрезвычайной красоты и неоценимого достоинства, так что даже и самый богатый из сановников империи не мог бы подражать подобной простоте.
Князь Григорий Григорьевич был в высшей степени весел и, вопреки своему постоянному заносчивому, высокомерному и оскорбительному обращению, для каждого из присутствовавших имел наготове любезное приветствие и дружелюбную фразу; казалось, что он не замечал холодной сдержанности графа Панина и слегка иронической улыбки графа Чернышева и беспечно и весело болтал с ними обоими, так что его брать Алексей Григорьевич не раз одобрительно кивал головой, чтобы выразить ему свое удовольствие за то, что он следовал его советам.
Комната, в которой императрица Екатерина Алексеевна устраивала свои совещания с сановниками, была та же самая, которая уже служила для той же цели и императрице Елизавете Петровне. Это было средних размеров помещение с темными обоями и тяжелыми темными занавесами на больших окнах; посреди нее стоял огромный стол, покрытый зеленым бархатом. Над креслом императрицы, украшенным императорским гербом, висел великолепный портрет императора Петра Великого; вокруг стола стояли кресла для министров, приглашаемых императрицею на совещание; на боковых столах были видны книги, документы, карты и письменные принадлежности.
Четверо собравшихся сановников, прождали едва лишь четверть часа, как створки дверей широко распахнулись и в комнату вошла императрица.
На ней был довольно простой утренний туалет из темно-серого шелка, покрой которого представлял собою нечто среднее между французскою модою и национальною русскою одеждою, в которой государыня часто показывалась; орденская звезда Андрее Первозванного сверкала на ее груди, и, несмотря на простоту ее костюма, маленькая бриллиантовая диадема в форме византийской императорской короны украшала ее слегка напудренные волосы, двумя длинными локонами ниспадавшие по обеим сторонам на ее плечи.
Все четверо собравшихся сановников глубоко склонились пред императрицею, приветствуя ее; но, когда они выпрямились после поклона, их лица выразили не малое удивление, так как позади нее в комнату вошел генерал-адъютант Потемкин и пажи, по знаку Екатерины Алексеевны, закрыли двери: это было ясным доказательством того, что Потемкин не только в качестве адъютанта императрицы сопровождал свою повелительницу, но что он будет присутствовать и на совещании первых сановников государства.
Однако это неожиданное обстоятельство произвело весьма различное впечатление. Панин и Чернышев явно обнаружили ироническую радость по поводу того, что могущество заносчивого и самоуверенного фаворита по-видимому, было поколеблено, и именно в том, на чем до сих пор он основывал свое неприступное положение. Алексей Григорьевич Орлов мрачно и грозно взглянул на Потемкина; но князь Григорий Орлов в этот момент принял к сведению осторожный и умный совет своего брата даже лучше его самого, так как, хотя он и побледнел слегка при виде Потемкина, вошедшего с победоносно-гордым выражением в лице, но, тем не менее, удержал на своих губах веселую, беззаботную улыбку и ответил на поклон Потемкина с полуснисходительною учтивостью и так спокойно и непринужденно, как будто его появление в совещательной комнате было естественнейшим эпизодом на свете. Столь же непринужденна и спокойна была императрица, несмотря на то, что ее взгляд на мгновение с пытливым вопросом остановился на Григории Орлове.
Господа, я намерена, – сказала она, садясь в свое кресло, – выслушать ваш испытанный совет относительно столь важного для государства обстоятельства, как война с Турцией, и пригласила сюда и генерал-адъютанта Потемкина, так как он в качестве генерала долгое время пребывал там при армии и должен знать положение дел. Садитесь, Григорий Александрович!
Потемкин сел против императрицы.
Панин и Чернышев наклонением головы выразили свое согласие. Алексей Орлов мрачно потупил взор, а князь Григорий Орлов, улыбаясь, сказал:
– Я уверен, что мнение генерала Потемкина будет ценно для нашего решения; ведь он принимал достойное, хотя и подчиненное участие в блестящих военных подвигах фельдмаршала Румянцева и будет иметь возможность точно и подробно ознакомить нас с положением войск на театре военных действий.
– Начнем, – быстро сказала императрица, в то время как Потемкин краснея, закусил себе губы. – Вам известно, – продолжала она, что фельдмаршал Румянцев стоит у Яблоницы, в Валахии, на берегу Дуная, в то время как на другой стороне реки расположился лагерем великий визирь Моссум-оглы.
Граф Чернышев встал, взял карту со стола, находившегося в стороне, и разложил ее пред императрицей, причем указал места, о которых она только что говорила.
Екатерина Алексеевна дружелюбным кивком поблагодарила его и продолжала:
Я недавно отправила к фельдмаршалу Румянцеву курьера с приказанием спросить его, почему он не вынуждает неприятеля перейти через Дунай и принять сражение, вместо того чтобы столь продолжительное время пребывать в бездействии.
– А-а, – с оскорбленным видом протянул князь Григорий Орлов, – я ничего не знал об этом.
