Каменский развернул бумагу и громко прочитал: «Фельдмаршал Петр Александрович Румянцев сообщил мне, что силы турок втрое превышают наши. Напоминаю фельдмаршалу, что римляне никогда не спрашивали, силен ли враг, а лишь спешили узнать, где он находится».
– Дальше следует собственноручная подпись государыни, – прибавил Каменский, с мрачным видом передавая письмо Суворову. – Действительно это – смертный приговор для всей нашей армии.
– Я не медлил бы с исполнением этого приказа, – продолжал Румянцев, – так как письмо императрицы снимает с меня всякую ответственность за политическую и стратегическую ошибки, если бы не получил вместе с этой бумагой письмо от нашего старого товарища по оружию, генерала Потемкина.
– Ему улыбнулось счастье, – с горькой иронией заметил Каменский, – он сияет в лучах высшего благоволения и более могуществен, чем даже был Орлов.
– Потемкин гораздо более достоин монаршей милости, чем Орлов, – возразил Румянцев, – он всегда был храбрым солдатом и верным товарищем. Итак, генерал Потемкин пишет мне, – продолжал фельдмаршал, – чтобы я не торопился исполнять приказ государыни и до поры до времени никому не сообщал о нем, так как он, этот старый товарищ, позаботится о том, чтобы я был в состоянии выполнить желание императрицы, не жертвуя своей армией, которая составляет последнюю опору государства. Я знаю Потемкина хорошо, верю ему и потому до сих пор ждал; а вы знаете, что значит ждать для солдата, ставящего этим на карту свою честь, приобретенную годами тяжелой походной боевой жизни!.. Я ждал еще и потому, что обязан дать отчет Богу и своему отечеству за судьбу нескольких тысяч человек, находящихся в моих руках. Прошло довольно много времени со дня получения письма, однако нет ни обещанной помощи, ни посланного, который освободил бы меня от исполнения страшного приказа государыни. Дальше медлить нельзя. Я не думаю, чтобы Потемкин умышленно обманул меня; скорее всего он сам обманулся в силе своей власти. А, может быть, счастье, выпавшее ему на долю, оказалось слишком мимолетным и он уже больше не пользуется расположением императрицы! Каждую минуту мы можем ожидать, что государыня напомнить нам о своем приказе, и такое напоминание было бы не только смертным приговором для армии, но и смертным приговором для чести фельдмаршала Румянцева. В виду всего сказанного мы должны решиться переправиться через реку.
– Половина войска при этом переходе потонет в реке, – воскликнул Каменский, ударив кулаком по столу, – а другая половина будет уничтожена на берегу. Открытая граница представит свободный пропуск туркам и они диким потоком ворвутся в самый центр России.
– Но честь Румянцева и в будущем станет так же сиять, как это было в прошедшем! – возразил главнокомандующий. – Мы поступим по примеру Леонида, царя Спартанского.
– И, если Бог захочет, – заметил Суворов, все еще рассматривавший письмо государыни, – мы все-таки победим. Солдат не должен отчаиваться до тех пор, пока стоит на ногах и в состоянии всадить копье в грудь неприятеля.
– Я не отчаиваюсь, но и не смею надеяться, – возразил Румянцев. – Во всяком случае, я вижу, что вы со мной согласны, – прибавил он, – и тоже находите, что решительный момент, наступил. Наш лозунг: «Вперед!». Бросим жребий и Бог решить, кому суждено выиграть.
Наступила глубокая тишина. Каменский сложил руки и мрачно смотрел вокруг; Суворов низко наклонился над картой, лежавшей на столе.
Вдруг послышалось бряцанье ружей, которыми часовые отдавали честь: раздались чьи-то поспешные шаги и звучный голос спрашивал о фельдмаршале.
– Может быть, уже слишком поздно, – воскликнул Румянцев с побледневшим лицом, – может быть, обстоятельства так складываются, что теперь нам придется пожертвовать жизнью, не успев спасти честь.
Занавесы палатки раздвинулись и вошел генерал Салтыков, еле дыша от усталости.
– Как, Сергей Семенович, ты здесь? – радостно приветствовал друга Каменский, быстро вскочив с места и бросаясь навстречу приезжему.
– С чем вы явились к нам, генерал? – спросил Румянцев слегка дрожащим голосом.
– С помощью! – ответил Салтыков. – Я привез вам тридцать пушек и привел шесть батальонов и пять эскадронов. Я сам выбрал лучших людей из армии, стоящей в Польше; кроме того я захватил столько провианта, сколько было возможно. Передний отряд находится в получасовом расстоянии отсюда и в течение ночи все войско может подойти к лагерю. Я поторопился приехать вперед, чтобы скорее сообщить вам добрую весть и отдать себя под начальство великого Румянцева.
Фельдмаршал прижал руку к сердцу и благодарным взором взглянул на Салтыкова.
– Несмотря на подкрепления, – задумчиво проговорил Каменский, – турецкая армия все-таки гораздо больше нашей.
– Я считаю не количество врага, – возразил Румянцев, – а только наши силы, который теперь достаточно крепки. Сознание, что помощь вблизи нас, вдвое увеличить мужество и силу солдат. Мы решили было пожертвовать жизнью, но умереть с честью, а теперь будем сражаться, надеясь на жизнь, покрытую славой победы. Мы двинемся вперед этой же ночью, не дав нашим людям возможности подсчитать, как велико подкрепление. Больше нельзя терять время и мне не зачем держать теперь в тайне приказ императрицы.
С последними словами Румянцев передал Салтыкову письмо государыни.
– Да, наступающей день должен быть днем нашей победы! – горячо воскликнул Сергей Семенович, сверкая глазами. – Приказ ее императорского величества и геройский дух Румянцева сделают нас победителями.
Около часа просидели еще генералы в палатке главнокомандующего. Затем Салтыков послал одного из адъютантов сообщить солдатам, чтобы они подвинулись к лагерю и расположились за небольшим холмом. Когда солнце скрылось и зажглись огни вдоль берега, все командиры отправились к своим частям.
Румянцев созвал к своей палатке весь штаб и ординарцев, а затем началась спешная работа среди глубокой тишины, царившей во всем лагере. Каждый офицер сообщил своей роте о приказе императрицы, о полученном подкреплении и о том, что с наступлением рассвета фельдмаршал поведет их вперед для покорения турок. Солдатам говорили, что победа над врагом несомненна, что бессмертная слава ожидает их, а огромные запасы провизий, сделанные турками, поступят в их распоряжение и вознаградят за испытанную нужду.
Слова Екатерины Алексеевны воодушевляющим образом подействовали на измученное войско. Никто не сомневался, что Румянцев должен победить, раз он решил драться; а когда еще подошли солдаты, приведенные Салтыковым, и были розданы обильные порции провианта, то уверенность в победе стала еще сильнее и войско с необычайной горячностью начало готовиться к битве.
Со страшной быстротой спустили на воду огромные плоты, заготовленные, по приказанию Румянцева, заблаговременно. Как только стало совершенно темно, на плоты поставили пушки и перевезли их под покровом ночи на остров, стоявший на средине реки. Салтыков засел с двумя батальонами на этом же остров, а все войско подвинулось к самому берегу, имея в центре Румянцева, на правом фланге – Суворова, а на левом – Каменского.
