Ушаков оставался довольно долго среди заговорщиков и с внутренним нетерпением прислушивался к обсуждению всевозможных предстоящих случайностей; наконец, когда уже совсем стемнело, он сел на лошадь и направился в Шлиссельбург.
По-прежнему за ним по пятам следовали друг французского ученого и молодой студент, живший в дом госпожи Леметр; снова оба они удалились, лишь только он миновал последние дома городского предместья.
Весело и бодро ехал Ушаков по темной дороге и наконец достиг сосновой рощи при повороте дороги, где несколько дней тому назад он был схвачен людьми Потемкина. Его взгляд скользнул по темным деревьям и счастливая улыбка пробежала по его лицу при воспоминании о происшествии, так сильно напугавшем его и вместе с тем положившем начало его благополучию.
Он поднял прикрепленный к седлу ятаган и залюбовался видом сверкавших в темноте драгоценных камней.
Он почти достиг уже выхода из леса, как вдруг совершенно так же, как и в тот вечер, сзади подскочили две темные фигуры и схватили под уздцы его лошадь. Снова испуг охватил его, но в то же время в его голов пробежала мысль, что, быть может, Потемкин послал этих людей с каким-либо известием.
– Что вам надо? – спросил он скорее с любопытством, чем с угрозою.
Однако ответа не последовало, а сбоку подкрадывались еще другие темные тени.
Тогда Ушаков выхватил турецкую саблю и, занося острое оружие над людьми, стоявшими у головы лошади, воскликнул:
– Говорите, черт возьми, или же я размозжу вам голову!
В ответ ему послышался жуткий, глухой звук, похожий на рычание дикого зверя.
– Ну, так вы поплатитесь за то, что не хотите отвечать, – крикнул Ушаков.
Он взмахнул оружием, чтобы поразить человека, державшего под уздцы фыркавшую лошадь, но в ту же минуту его потащили назад, накинули сзади петлю на его шею и затянули ее так крепко, что он едва мог испустить глухой крик.
Несколько фигур подскочило к нему и сорвало его с седла. Люди, державшие его лошадь, отпустили ее и животное стрелой помчалось прочь.
Ушаков отбивался с отчаянною силой, но несколько человек схватило его за руку, а двое поставили колена на грудь, чтобы лишить его возможности двигаться, и сильнее затянули петлю не шее. На губах несчастного выступила пена: глаза в нечеловеческом ужасе вышли из своих орбит, но напавшие все сильнее прижимали к земле конвульсивно вздрагивающее тело, петля затягивалась все крепче и в несколько минут злодеяние, скрытое покровом ночи, совершилось; Ушаков в предсмертной судороге, хрипя, испустил дух.
В продолжение всего этого ужасного дела убийцы не произнесли ни единого слова; слышны были только все те же жуткие гортанные звуки. Двое людей все еще держали веревку на шее Ушакова, третий – по-видимому, предводитель их – знаками отдававший приказания, нагнулся над убитым и обыскал карман его платья; в одном из них он нашел приказ об арест подпоручика Мировича и маленький сверток с кольцом. Он сунул то и другое в свой карман и затем приложил руку к сердцу неподвижного трупа, чтобы убедиться, что жизнь окончательно покинула тело. Затем он встал и, произнося все те же неопределенные звуки, указал рукою на шею удавленного.
Петля была снята. Двое людей подняли труп Ушакова и предводитель повел их к близлежащему берегу Невы, где они, пробравшись сквозь камыш, подошли вплотную к воде. Здесь они принялись раскачивать тело и затем, сильно размахнувшись, бросили его в реку. Раздался всплеск и на дно реки стал опускаться еще не остывший труп человека, который в безумной борьбе за блеск и почести ставил на карту жизнь и счастье других людей, который за минуту пред тем был уверен в исполнении своих честолюбивых надежд, а теперь, внезапно сраженный судьбой, поплатился собственною жизнью.
Темные фигуры быстро удалились в лесную чащу. Он отвязали своих лошадей, вскочили в седла и молча, наподобие мрачных привидений, помчались по дороге в Петербург.
Глава 28
Генерал Бередников совершил свой вечерний обход и нашел в Шлиссельбургской крепости все в полном порядке. Два преданных офицера, поручики Улузьев и Чекин, находились при Иоанне Антоновиче. Все постовые имели при себе боевые патроны, ночная смена была распределена и, вполне успокоившись насчет вверенной ему крепости, при неприступности которой, по его мнению, были излишни все предосторожности, предписанные фельдцейхмейстером, генерал вернулся в свою квартиру, находившуюся в среднем здании, во внутреннем дворе.
Солдатам оставался еще час отдыха до зори; некоторые из них стояли во дворах, убивая время в разговорах, другие же сидели в сторожках за кружками кваса или водки, пропивая скопленные гроши.
Ветер дул со стороны Ладожского озера; волны Невы ударялись о мощные стены крепости, тростник шелестел; однообразный, унылый крик чаек раздавался в воздух, густой туман поднимался над водой и низинами, закутывая своим покрывалом сурово возвышавшиеся каменные громады.
Некоторые офицеры прогуливались взад и вперед по валам крепости, некоторые группами сидели в общей питейной комнате; глубочайшая тишина, казалось, царила в этом маленьком военном, строго организованном мирке.
Во время переклички Мирович беспокойно искал взглядом Ушакова, который, к его удивлению и тревоге, не вернулся еще накануне. Каждый раз, как отворялись ворота казармы и кто-нибудь из офицеров выходил с солдатами, он надеялся увидеть Ушакова, но все было напрасно.
Во время поверки комендант заметил отсутствие офицера, но, когда унтер-офицер доложил ему, что поручик Ушаков еще не вернулся, генерал не выразил ни удивления, ни гнева.
Фельдцейхмейстер Орлов назначил именно поручика Ушакова для доставления рапортов в Петербург, следовательно, этот офицер пользовался его исключительным доверием; было вполне возможно, что князь дал ему какое-нибудь поручение. Поэтому генерал Бередников воздержался от каких бы то ни было замечаний по поводу его отсутствия.
Сейчас же после переклички Мирович поднялся в свою комнату, сел у окна и стал смотреть на дорогу к Петербургу. Густой туман, подымаешься от реки, окутывал все кругом, была видна только ближайшая часть дороги. Он все еще надеялся, что Ушаков придет. Порою ему казалось, что какая-то тень приближалась к воротам, но всякий раз оказывалось, что это был только обман зрения от полосы все более и более сгущавшегося тумана. Мирович никак не мог объяснить себе это отсутствие приятеля, который знал, что именно этот вечер является решающим моментом, и которого еще не было.
В то время как Василий Яковлевич, полный тревожных, противоречивых догадок, сидел у своего окна, офицеры, посвященные в заговор, один за другим входили к нему в комнату; все были налицо и выражали свое удивление и опасение, не находя там Ушакова. Некоторые боялись, что придется все предприятие отложить, так как могло ведь случиться, что заговор оказался раскрытым и Ушаков был арестован в Петербурге. Другие находили вполне возможным объяснить его отсутствие просто службой, задержавшей его в столице; наконец, он мог получить новый приказ и не решался уведомить их об этом: во всяком случае, его найдут в артиллерийских казармах и нет ни малейшей необходимости из-за такого обстоятельства откладывать выполнение плана, для которого все складывалось вполне благоприятно.
