Во время этого разговора, который заговорщиками велся шепотом, Мирович сидел задумавшись. Наконец, он встал и посмотрел на своих товарищей решительным взглядом, выражавшим мужество и непреклонную волю.
– Нет, – сказал он, – невозможно откладывать дело! Если мы не исполним его сегодня, мы можем навсегда лишиться возможности привести его в исполнение. Я уже отдал нашим солдатам приказание на сегодняшний вечер и отсрочка может в сильнейшей степени поколебать их доверие; возможно, что мы никогда больше не встретим их готовности исполнить наши приказания; каждый шаг назад может оказаться роковым для такого предприятия, как наше, и если мы сегодня не приведем его в исполнение, то дело и все блестящие надежды, связанный с ним, могут кануть в вечность!
– Он прав! – воскликнули некоторые.
– Но если Ушаков арестован, если возникло подозрение? – нерешительно заметили другие.
– Нет никакого основания так думать, – сказал Мирович. – Вполне естественно, что дела службы задержали его, а он слишком осторожен, чтобы пытаться послать сюда кого-нибудь с извещением: ведь посланный должен был бы пройти через все посты. Ушаков знает меня хорошо и уверен, что ничего не может удержать меня от исполнения своего решения. Мы найдем его у Шевардева, и, может быть, еще к лучшему, что он там, так как благодаря этому все там будет в порядке и наготове. Наконец, если бы возникло подозрение, если бы Ушаков был арестован, – продолжал он, – то мы должны были бы тем скорее действовать, потому что тогда малейшее промедление означало бы полную гибель. Разве вы не помните, что заговор, приведший к низвержению с трона Петра Федоровича, был раскрыт, что майора Пассека задержали и что именно поэтому Орлов действовал поспешнее, чем предполагалось, и добился, таким образом, успеха? Будем руководствоваться примером врага, которого мы должны победить, и только решительные действия и быстрая победа могли бы нас спасти.
После этих слов всякое сомнение и опасения у заговорщиков исчезли; мужество и вера в успех воодушевляли одних; страх неминуемой гибели, к которой влекло дальнейшее бездеятельное ожидание, склонял других, и все были согласны, что нельзя упустить назначенный момент.
Офицеры подождали еще некоторое время, пока наступила полнейшая темнота и на дворе и в коридорах раздались звуки зори, сзывавшей солдат на ночлег.
Слышны были шаги и голоса солдат, прощавшихся друг с другом. Те из них, которые знали о заговоре, направлялись через выход, охраняемый своими, во двор, откуда был доступ к каземату Иоанна Антоновича.
Мирович со своими товарищами быстро спустился вниз, по лестнице; они уставили в ряды солдат, которые собрались под командой сержанта Пискова, и Мирович еще раз сказал им вполголоса небольшую речь, в которой увещевал их с непоколебимым мужеством привести в исполнение приказ правительствующего сената; в заключение он обещал им блестящее вознаграждение от имени настоящего императора, которого они должны освободить и возвести на трон.
Солдаты ответили на это глухим возгласом в честь Иоанна Антоновича, со штыками наперевес их ряды двинулись в темный сводчатый проход, ведущий к государственной тюрьме.
Посредине этого прохода находилась стража из десяти человек, которых нельзя было заменить участниками заговора.
Часовой, стоявший под ружьем, окликнул приближающихся, шаги которых громко звучали под сводами.
– Мы идем от имени и по приказу правительствующего сената, – выступая вперед, ответил Мирович. – Посторонись, братец! Дай нам пройти! Как видишь, мы идем по делам службы!
– Мне отдан строжайший приказ под угрозой телесного наказания и смертной казни никого не пропускать без личного приказания его превосходительства! – возразил солдат и направил на Мировича свой штык.
Этот короткий разговор привлек внимание остальных солдат из стражи, так как всюду царила глубокая тишина. Наполовину открытые двери караульни распахнулись и оттуда вышли солдаты с ружьями в руках.
– Я уже объяснил часовому, – с нетерпением сказал Мирович, – что веду сюда служебный патруль; пропустите или вас подвергнут тяжелому наказанию!
– Здесь никто не имеет права ходить кроме его превосходительства, – возразили солдаты, по-военному отдавая офицеру честь, но вместе с тем загораживая всю ширину прохода.
– Убирайтесь к черту с вашим превосходительством! – вспылив, воскликнул Мирович. – Мы здесь по приказу правительствующего сената… Дать сейчас дорогу!
С обнаженной шпагой он бросился на солдат; некоторые из них стали нерешительно пятиться, а часовой поднял ружье и выстрелил. Пуля ударила в стену, не задев никого.
Быстро последовало несколько выстрелов со стороны наступающих заговорщиков.
– Не стреляйте, не надо стрелять! – крикнул Мирович, бросившись на часового и стараясь обезоружить его.
К нему на помощь подбежали его солдаты и в несколько секунд часовой лежал без ружья на полу, а солдаты из стражи стояли в нерешительности, держа в руках оружие.
– Ведь вы слышали, – сказал сержант Писков, подходя к ним, – что мы должны исполнить приказ сената; лучше не сопротивляйтесь, это было бы государственной изменой!
– Приказ сената? – сказал один солдат. – Сенат конечно выше генерала; но где же приказ?
– Здесь, – воскликнул Мирович, вынимая бумагу, изготовленную им совместно с Ушаковым. – Здесь все сказано, убедитесь сами, но только скорее! Дальнейшая проволочка не будет вам прощена!
Один солдат принес из караульни фонарь; при свете солдаты почтительно осмотрели бумагу с большой привешенной к ней печатью.
– А что сказано в приказе? – испуганно и нерешительно спросил один из них.
– Читай! – сказал Мирович, передавая бумагу сержанту Пискову. – Читай, только скорее, ради Бога, мы и так потеряли слишком много времени!
Громким голосом Писков прочел содержание приказа.
– Императрица низвергнута, – промолвили чуть слышно испуганные солдаты, – тот узник и есть законный царь.
– Вы слышали? – крикнул Писков. – Святая Русь не должна больше управляться чужеземкой-еретичкой. Всякое дальнейшее промедление – величайшее преступление против законного царя, злодеяние против святой православной церкви, которую он защищает. Берите свои ружья, идите за нами и заслужите милость истинного царя, который будет добр к своим верноподданным!
– Верно! – воскликнули солдаты из стражи, – Екатерина – чужестранка; говорят, что она в душе – еретичка. Сенат приказывает и мы должны повиноваться!
– Да здравствует Иоанн Антонович, наш законный император! – воскликнул Мирович.
Стража повторила этот клич и смешалась с остальными заговорщиками; даже часовой, произведший выстрел, примкнул к ним.
Мирович стал во главе отряда, чтобы вести своих вперед. Вдруг раздались поспешные шаги под сводами прохода, генерал Бередников услышал выстрелы и шел, в сопровождении своего адъютанта и двух других офицеров, чтобы справиться о причине такого небывалого, невероятного происшествия. Помимо воли, в силу одной привычки ряды солдат пред генералом расступились, и сразу Бередников и Мирович очутились лицом к лицу.
