– Мо, – сказал кот.
– Можно подумать, – согласилась я. – Будешь сырое крылышко?
– Ма!
– Мало? Два крылышка?
– Мы!
– Мыслю правильно, да? – Хмыкнув, я щедро наполнила кошачью миску.
С балкона доносились бульканье, звон стаканов и разглагольствования в духе «и вот скажу я тебе, как мастер слова мастеру слова…».
Рассуждали мастерицы забавно.
– Мы же, писатели, кто? Мы инженеры человеческих душ! – вещала Ирка.
– А у меня тройка по геометрии была, – кручинилась Дуня.
– А геометрия тут вовсе ни при чем! – успокаивала ее коллега. – Мы инженеры в том смысле, что несем читателям лучшие материалы для строительства внутреннего мира.
– А если кто-то не лучшее несет, то он и не инженер? – волновалась начинающая писательница.
– Если пургу несет и мрак беспонтовый, то он этот… Криминогенный инженер, вот он кто! – резала правду-матку поэтесса.
– Му, – явно критически высказался кот.
– Муть редкостная, – согласилась с ним я. И пригорюнилась, оплакивая свой тихий спокойный отпуск. – Боюсь, твоя хозяйка теперь от нас не отлипнет.
– Мо.
– Море, да. Туда она тоже увяжется за нами.
– Мы.
– А что мы? Мы же не прогоним ее, чай, землячка и вообще – сестра по разуму, тоже работник пера и непризнанный гений…
– Му?
– Мучительно это будет, да…
Мне все меньше верилось, что наш летний отдых будет тихим и спокойным.
Гениальные творческие личности, поэтесса с писательницей, засиделись на балконе под звездным небом далеко за полночь. Я не стала их разгонять, чтобы не нарваться на новое несправедливое обвинение в душевной черствости и возмутительном непонимании прекрасного. Просто закрыла поплотнее дверь в спальню и завалилась в кровать.
Мой мирный сон продолжался недолго. Не знаю, в котором часу – темень была кромешная – в лицо мне ударил резкий свет фонарика. Испуганно пискнув, я попыталась спрятаться под подушкой, но ее у меня решительно отняли и спросили:
– Тык шта за стрельба-то?
Тон был строгий, речь нестройная – с дефектами.
Я не сразу поняла, кто это и чем вообще интересуется, но упоминание стрельбы навело на соблазнительную мысль немедленно покончить с собой. Похоже было, что только такая решительная мера обеспечит мне желанный покой.
– Й-а спрашиваю тя, о к-кой стрельбе ты г-варила?
– Ирка! – Я узнала дефектный инквизиторский голос. – У тебя совесть есть?
– У мня нет совсти, а у тя есь ин-фр-мация, давай, колись! Иль ты думла, я забуду? Не-е-ет уж, ск-зала А, г-ври и Бэ… Бэ-э-э…
Кровать скрипнула, внезапно освобожденная от веса навалившегося на нее тела, луч фонарика заметался по стенам, нашел дверной проем и утонул в нем с концами.
Я прослушала выразительный аудиоспектакль: спотыкающиеся торопливые шаги, грохот упавшего табурета и выразительное «бэ-э-э-э, буэ-э-э», а потом журчание воды. Кому-то явно не пошел на пользу теплый коньячок.
Вернувшись, Ирка не стала продолжать допрос. Слабым голосом пробормотала:
– Птом п-г-врим… – И заползла в свою кроватку, тут же уснув.
Я глубоко подышала, прогоняя остатки внезапного стресса, и сделала то же самое – погрузилась в сон.
Утро началось с перепуга.
Перепуг был немалый – на две персоны – и приключился с минимальным сдвигом по фазе: сначала потрясение испытала Ирка, потом я. А поскольку обе мы сопроводили эмоциональный выплеск громким воплем, можно было уверенно предположить, что тревожная побудка случилась у всего гражданского населения в радиусе сотни метров. Да, с тихим и спокойным отдыхом сегодня никому не повезло…
– Ты чего орешь? – обняв ладонями сорванное горло, хриплым шепотом спросила я Ирку, когда она наконец перестала вопить как резаная.
– Ма… Ма…
– А попонятнее можно? – сердито зашипела я. – Ты разговариваешь, как соседский кот!
– Да чтоб он сдох! – рявкнула Ирка и нагнулась, нашаривая что-то на полу.
– Не убивай его! – Я испугалась за Макса.
– Да это он меня чуть не убил! Я сунула ногу в тапку, а там вот это! – Ирка разогнулась и продемонстрировала мне придушенную серо-бурую птичку.
– Голубок, – машинально отметила я.
– Вижу, что не пеликан! Соображаешь, кто его кокнул и в тапке заховал?
Сообразить было нетрудно: мелкие серо-бурые голуби тусили у нас на балконе, где теперь вольно гуляет крупный резвый кот…
– Макс, – понятливо кивнула я. – Ну не ругать же его за это? Он хищник, у него инстинкт…
– А у меня инфаркт! – не успокаивалась Ирка, показательно держась одной рукой за сердце – во второй у нее болталась дохлая птичка.
– Странно только, что он положил добычу в твою тапку, а не в мою, – заметила я не без обиды. – Вообще-то, это вассальная дань тому, кого кот готов считать своим хозяином, а у меня тут явно больше прав, чем у тебя. Ведь это я вчера закармливала Макса курицей и развлекала его светской беседой!
– Не расстраивайся, я спросонья перепутала тапки, это была как раз твоя, – успокоила меня подруга и заметно повеселела, смекнув, что впредь шокирующие подарочки будет получать не она. – Держи!
– Спасибо, не надо. – Я отвела в сторону Иркину руку с дохлым пернатым, спустила ноги с кровати и пытливо заглянула во вторую тапку. Голубиной пары там не было. Уже хорошо. – Однако весело началось наше первое вольное утро на туретчине…
– Не то слово. – Ирка нашла свою обувку и пошлепала в кухню. Бухнула там в мусорное ведро кошачье подношение, включила чайник и поспешила занять ванную.
Я тоже встала, поставила на газ сковородку, вынула из холодильника молоко и яйца. Готовя омлет, услышала за спиной отчетливо вопросительное:
– Мо?
– Можно ли тебе зайти к нам? Даже не знаю. – Я выглянула на балкон и погрозила сидящему на перилах коту деревянной лопаточкой. – За вассальную преданность, конечно, спасибо, но напугал ты нас о-го-го как! Не надо больше дохлых птичек, ладно?
– Мы?
– Мышей тоже не надо! И крыс, и тараканов!
– Ма!
– Даже маленьких! Обещаешь?
– Му.
– Мужественно воздержишься? Договорились! – Я перегнулась через барьер и потрясла кошачью лапу.
– Ты с кем там разговариваешь? – выглянула Ирка. – А, вот и наш злодей!
– Он больше так не будет, – пообещала я за кота.
– Тогда ладно, тащи его к нам, – разрешила подружка, которая тоже очень любит милых толстых пушистиков. – Накормим негодяя завтраком, ведь птичку он не съел…
