– Тогда что ты ищешь на полу? – проницательно спросил лейтенант. – Уж не труп ли номер два?
– Ну да, проверила на всякий случай. – Я не стала запираться. – Мало ли… Говорят, где один, там и два…
– Про трупы так говорят? – не поверил Касатиков.
– Не цепляйся к дипломированному филологу, она лучше знает народный фольклор! – вступилась за меня Ирка. – Так, раз Дуня тут не померла, а просто безответственно умотала в ночь, оставив взаперти беднягу Макса, уходим отсюда и кормим его у себя!
– Уходим, – согласилась я.
– И кормим, – поддакнул Касатиков, который тоже Макс.
И уже на лестнице поинтересовался:
– А почему ты решила, что она умотала в ночь, а не с утра пораньше?
– Молодец, Максимушка, никогда не упускай случая подрасти в профессиональном плане! – И похвалила, и ущучила любознательного опера Ирка. – Все просто, дорогой: девушка придирчиво выбирала не только одежду и обувь, но и украшения, значит, наряд был вечерний. Днем здесь слишком жарко, чтобы обвешиваться златом-серебром, так только местные делают, да и то под покрывалами своими… К тому же ты мог бы обратить внимание, что в комнате еще не выветрился запах духов.
– Вечерний аромат для женщин от Lalique, – подтвердила я. – Открывается задорными нотами смородины, малины, листьев ежевики и прочей ботвы, вызывая ощущение небывалого восторга и чего-то там еще, я забыла, как дальше…
Дотошная Ирка, выбирая себе очередной парфюм, вслух и с выражением читала мне рекламные статьи из интернета.
– «Сердце аромата дышит атмосферой соблазна и чувственности, и все это благодаря цветочному букету из лилии, иланг-иланга, пиона и мускуса. А завершается эта симфония обольщения настоящим взрывом всепоглощающей страсти, которую вызывают аккорды из древесных нот, ванили и мускуса!» – на память процитировала Ирка, поразив лейтенанта Касатикова.
Он даже споткнулся:
– Да ты прям парфюмер!
– Но не тот, который убивал девиц в кино, – уточнила Ирка, не забыв, что лейтенант уже заподозрил нас в чем-то подобном.
Мы вернулись к себе, дали коту молока и занялись приготовлением завтрака для людей. Касатиков без восторга взирал на мюсли и ждал обещанный ему крепкий кофе.
– Два Макса – это многовато, – прямо сказала Ирка, разливая по чашкам молоко.
И предложила Касатикову:
– А давай, ты у нас будешь… Ну, я не знаю… Сулейман!
– А давай, Сулейманом будет он? – Лейтенант скривился и кивнул на кота.
– Ма, – немедленно возразил тот, вынув по такому поводу извазюканную морду из поставленной перед ним миски.
– Макс он, – не согласилась и Ирка. – И на Сулеймана откликаться не будет.
– И я не буду! – заупрямился Касатиков.
– А зря, – захихикала Ирка. – Звучит же: Сулейман-Максим Иванович Касатиков-оглы!
– Ох, не о том вы, мои дорогие, разговариваете, – вмешалась я. – Давайте-ка уже проясним действительно интересный момент: как это случилось, что все мы тут внезапно встретились, а?
– А?! – на тон громче повторила Ирка и грозно воззрилась на Касатикова.
– Вы что же думаете, я это нарочно? – искренне удивился лейтенант. – Да если бы я знал, что вы тут, обошел бы десятой дорогой!
– М-м-м? – Подружка посмотрела на меня и сердито шваркнула на стол поднос с кофейными чашками. Чашки зазвенели, кофе в них поубавилось, на подносе образовались лужицы. – Я теперь даже не знаю, на что именно обижаться. Этот нехороший человек сказал, что не хотел бы нас видеть?!
– Видеть, слышать, обнять, осязать. – Я потянулась, чтобы забрать у неблагодарного гостя чашку, но он успел схватить ее раньше, льстиво заметив:
– А кофе у вас хороший!
– А друг, по-видимому, плохой! – съязвила я в ответ. – Макс, только на прошлой неделе, когда мы все были в гостях у Ирки с Моржиком, ты горько плакался на суровую судьбу простого опера. Мол, работы валом, отпуск не выпросишь, денег на приличный отдых нет, за границу не выпускают… И что мы видим? Тебя, гуляющего по турецкой курортной местности!
– Я не гуляю, я работаю! – запальчиво возразил лейтенант и осекся. – Ой…
– Проболтался? – хищно улыбнулась я. – Ну, раз сказал уже «а», давай и все остальные буквы. Что, ты теперь опер международного класса? Вышел, так сказать, на мировой уровень?
– Не по собственной воле. – Касатиков вздохнул, глотнул кофе и пошарил голодным взглядом по столу.
Ирка молча встала, открыла холодильник, достала оттуда упаковку с говяжьим доннером, сноровисто соорудила два внушительных бутерброда и один сразу же вручила лейтенанту, а другой демонстративно поместила на дальний от него край стола, но в прямой видимости. Намекнула, так сказать, на поощрение откровенности. Политику пряника повела.
– Ладно, но это строго между нами, – сдался Касатиков.
– Вот те крест! – Ирка истово перекрестилась ложечкой.
– Ну, слушайте. Генерала Комаренко знаете?
– Ваш главный начальник, толстый такой, с круглой лысиной? – Ирка решительным жестом на себе показала генеральскую лысину. Будь у нее в руках не ложка, а нож, могла бы снять с себя скальп. – У него еще дочка-студентка, как ее – Люся, Муся? У тебя еще с ней романчик был или что-то типа того.
– Не того и не этого, – поморщился Касатиков. – Леся Комаренко не в моем вкусе. Избалованная папочкина дочка, которая думает, что ей все можно. Что захотелось, то ей сразу вынь да положь!
– А ты не вынул, да?
Лейтенант покраснел.
– Ира, это неважно, – вмешалась я, пожалев смущенного Максимушку.
– Да нет, как раз важно, – вздохнул тот. – Это все именно из-за Леси… Тут вот какая история: в начале лета она улетела на отдых в Турцию. По турпутевке, на две недели. И пропала! Все, кто уехал в тур вместе с ней, благополучно вернулись, а Леська осталась за границей.
– И папа-генерал ужасно заволновался? – предположила Ирка – и не угадала.
– Да не особо, – пожал плечами Касатиков. – Он знает свою дочу, она уже выкидывала такие фортели. Свободолюбивая очень, не любит, когда ее контролируют, а Петр Иванович – он такой, всех в кулаке держать хочет… Короче, денег у Леси с собой было предостаточно, девка она самостоятельная, жилье снять умеет, английский более или менее знает, а разрешенный для россиян срок пребывания в Турции без визы – два месяца, вот к истечению этого срока ее домой и ждали.
– А она не вернулась? – ахнула Ирка – и снова не угадала.
– Как же, вернулась. День в день, ровно два месяца отсутствовала, как раз в разрешенный срок уложилась, так что у пограничников – и у турецких, и у наших – претензий к ней не возникло.
– Так в чем же тогда проблема? – не поняла я.
