Ага, как же, сейчас!
– О! Это что такое? – Ирка притормозила у соседской двери. – Хм…
– Подвинься, что там? – Я посмотрела, что привлекло внимание подружки, и тоже хмыкнула.
Под дверью квартиры, которую не так давно покинула Дуня, красовался букет.
– С чего бы это возлияние… то есть возложение цветов? – вслух задумалась Ирка. – Как на могилку, право слово… Это как-то настораживает… Может, мы чего-то не знаем, а? Может, Дуня не просто съехала, а вообще покинула сей бренный мир?
– Хасан знал бы об этом, – возразила я.
– Может, он и знает, но скрывает? При этом, мучимый угрызениями совести, тайно возлагает к месту гибели гостьи цветы?
– Какие-то безумные у тебя предположения. – Я не одобрила пьяный полет фантазии.
– Почему сразу безумные? – Ирка опустилась на корточки и закачалась, как кобра на хвосте, рассматривая цветы. – Смотри, букет стоит в емкости из-под овощного ассорти, мы видели точно такие же банки в ближайшем супермаркете. Кто, ты думаешь, мог дать этой посудине вторую жизнь в качестве вазы, если не местный житель?
– А местный житель тут один – наш управляющий, – пробормотала я.
– Букет, кстати, не из цветочной лавки, а с клумбы, – продолжила Ирка. – Поверь специалисту, я точно знаю: это чайно-гибридные розы сорта «Фламинго», названного так из-за оттенка цветочных лепестков. Отличный вариант для сада, украшают цветник до самого наступления холодов. Что характерно, цветут в два этапа, и пауза приходится на середину лета, а она как раз недавно миновала, видишь, розы еще мелковаты, они потом крупнее будут…
– Не увлекайся, – попросила я. – Что розы с клумбы, понятно уже по коротким стеблям. И банка из супермаркета, тут ты тоже права, но ведь в магазинах отовариваются не только местные, но и те из приезжих, кто достаточно экономен, вот как мы с тобой… Короче, по-моему, кто угодно мог оставить тут этот букет. Понять бы повод…
– Может, таким образом управляющий приветствует новых жильцов? – Ирка выдвинула новую версию, и она мне не понравилась.
– Нас же не приветствовал?
– Мы, видимо, не настолько важные гости! – Ирка фыркнула. – Мне это как-то обидно, а тебе?
Я промолчала, но подружка прочитала ответ по моему лицу, после чего поднялась, прихватив банку с цветами:
– Предлагаю считать, что наш любезный управляющий ошибся дверью, на самом деле цветочки предназначались нам с тобой!
– Согласна, – кивнула я, потому что считать себя хуже других не в моих правилах.
И мы унесли розы к себе. Пахли они замечательно – на всю квартиру.
Тем не менее ночью мне снились отнюдь не розовые кущи, а что-то тревожное: бледное тело в коричневых пятнах, черные полотнища, завывание «Скорой помощи»…
От звука-то я и проснулась, ощущая смутное беспокойство и конкретную тяжесть камня на сердце. Открыла глаза – и точно заорала бы, как та «Скорая», если бы смогла как следует расправить легкие!
Прямо перед моим лицом зависло что-то обширное, мохнатое и отчетливо зубастое.
Я дернулась, и дышать стало легче, потому что мохнатое и зубастое с меня мягко свалилось, но тут же вернулось, воодушевленно сопя и норовя состыковаться с моим лицом своей щекотной мордой.
– Изыди! – простонала я, не сразу вспомнив правильное заклинание – «Брысь!».
– Нельзя так говорить, это может оскорбить чувства верующих, – сонно пробормотала Ирка на соседней кровати, одновременно натягивая на голову край покрывала.
За распахнутыми окнами уже выткало желто-розовый коврик рассвета чудесное утро, рождение нового дня приветствовал звучный голос муэдзина. Вот, значит, что я приняла за сирену «Скорой помощи»… Однако это какой-то другой муэдзин, гораздо более громкий, чем тот, к которому мы уже привыкли. Тот был явно старенький, с голосом надтреснутым и дрожащим, как у Утесова с поцарапанной граммофонной пластинки, а этот звучит мажорно и мощно, как Хворостовский в оперном зале.
– Ма и мо! – конкурируя с Хворостовским, требовательно провозгласил кошачий голос.
– Уж ты бы помолчал! – сердито ответила я, откровенно неохотно вылезая из постели. Знаем, плавали: голодный кот страшнейшее из хтонических чудовищ, абсолютно беспощадное и неотступное. – Какие еще ма и мо? Ел бы сухари, тебе оставили полную миску.
– Который час? – простонала из-под покрывала подружка.
– Половина седьмого.
– Люди, вы звери!
Тут я смолчала, а смелый котик – нет:
– Мо!
– Монстры! – внесла поправку Ирка и высунула на свет аллахов всклокоченную голову. – Кто еще раз мявкнет, из того я собственноручно сделаю красивый меховой коврик!
Кот фыркнул, утопал в кухонный угол и выразительно загрохотал там миской – судя по звуку, совсем пустой и потому вполне удобной для подвижной игры – гибрида футбола и керлинга.
– Будь проклят тот день, когда мы приютили этого… – концовку Иркиной тирады заглушил ликующий глас муэдзина Хворостовского.
А едва он умолк, запел мой мобильник.
– Это еще что? – плаксиво спросила Ирка из-под подушки.
– Возмездие, – вздохнула я.
Тут надо вот что сказать: если у меня есть номер вашего телефона, бойтесь, ибо однажды я могу позвонить в неурочный час, чтобы спросить что-то странное. Просто потому, что это будет срочно нужно для нового детектива, а вы мне покажетесь знающим человеком.
Круг интересов у меня широкий, к примеру, совсем недавно я кое-кому звонила и спрашивала, как называется та классная бумага для визиток, которая идеальна для сенсорного маркетинга, можно ли лечить кошку зеленкой и как устроен запорный механизм стального контейнера для грузоперевозок морем.
Обычно мои вопросы неожиданны, но невинны и безвредны, хотя однажды после моего звонка уважаемый доктор на полчаса остановил прием – ему тоже было страшно интересно выяснить, что именно, конкретно и в деталях, случится с мужиком, который помочится на оголенный электрокабель. Там были варианты, обусловленные материалом обуви, габаритами мужика, напором струи и химическим составом мочи… По-настоящему неловко было, когда я позвонила другу-криминалисту, чтобы по-свойски, без «здрасте», деловито спросить, сколько цемента понадобится, чтобы закатать в него тело весом около пятидесяти кило. А полицейский, друг мой, в это время был в окружении коллег и с телефоном на громкой связи…
К чему я об этом?
Да к тому, что чаще других от моих несвоевременных и странных вопросов страдает полковник Лазарчук. И вот он-то мне и позвонил ранним утром.
Не взять трубку я не могла – долг платежом красен, но сымитировать радость даже не пыталась. Полковник тоже всякий раз, когда я звоню в момент, который лично ему представляется неподходящим, вздыхает, как больная корова.
