– Что?! – прямо с порога почти закричала я, подумав, что с Клементиной случилось самое страшное.
– Вот, – Валентина поднесла ко мне сотовый, – читайте.
«Отвали от меня, похотливая сучка!»
– Это… кто это написал? – растерянно спросила я, не вполне понимая.
– Это он, козел! – Валентина со злостью швырнула на пол носовой платок, весь в слезах и соплях.
– Подождите, Валентина, это ваш… друг? – не вполне еще понимая ситуацию, спросила я.
– Пошел он к черту! – Валентина прошла в гостиную.
Я последовала за ней. Во мне все бушевало. Как же так? Разве так себя ведут матери, у которых единственная дочь вот уже с месяц не появляется дома и вообще не дает о себе знать? А мамашу больше всего волнует ее личная жизнь! Разве такое поведение можно назвать нормальным?
– Валентина, меня, мягко говоря, удивляет ваше не совсем адекватное поведение, – начала я, без приглашения садясь в кресло напротив Новостроевской.
– Он меня бросил, – заныла она, закрыв лицо.
– О господи! – не выдержала я. – Да поймите же вы, наконец! Мужиков может быть сколько угодно, а дочь – одна! Неужели же вы не понимаете, что Клементина пропала? Как же вы можете вот так преспокойно сидеть себе и ничего не делать для того, чтобы отыскать ее?
– Я, видимо, плохая мать, – наконец произнесла женщина, убрав руки от лица.
От кого-то я уже слышала подобную фразу. Ах да, от матери Елены Галочкиной.
– Но что мне надо было сделать? – спросила Валентина.
– Да элементарно обратиться в полицию. С заявлением о том, что у вас пропала дочь. И сделать это надо было еще месяц назад. Но вы этого не сделали. Более того, вы вообще ничего не предприняли, вы вели и ведете себя так, как будто ничего не произошло. Если бы не Анастасия, то дело вообще не сдвинулось бы с места. Но время-то упущено, его прошло достаточно много. Я считаюсь хорошим детективом, но мои возможности не безграничны. И у меня такое ощущение, что вы что-то знаете о своей дочери.
– Вы хотите сказать, что я знаю, но не хочу об этом вам говорить? – Валентина удивленно посмотрела на меня.
– Именно так!
– Ну, знаете! – Теперь женщина уже возмущенно передернула плечами.
– Знаю! – жестко ответила я на этот ее жест-выпад. – Я знаю, что, как правило, в таких случаях никто не хочет выносить сор из избы, как принято говорить. Вы в первый наш разговор вообще отделывались лишь общими фразами. Надеюсь, вы понимаете, что я не фокусник и не смогу предъявить вам вашу дочь, словно кролика из шляпы!
– Я не настолько наивна, чтобы рассчитывать на это! – Валентина сделала оскорбленное лицо.
– Я только хочу, чтобы вы наконец поняли, что мне нужна ваша помощь. Для того чтобы отыскать Клементину, – почти по слогам, для большей значимости, произнесла я.
– Но хоть что-то вам уже удалось узнать? – спросила Валентина.
– Хоть что-то – да, удалось. Но, повторяю, мне нужны сведения, информация касательно вашей дочери. Кто, как не вы, может ее дать?
– Но я не вполне понимаю, чем я могу быть полезна, – пробормотала Валентина.
Я встала с кресла:
– Знаете, что? Я не хотела вам об этом говорить. Но… В общем, это дело дохлое, я вам прямо скажу. Будет просто чудо, если Клементину удастся отыскать живой. Уж я и не говорю – невредимой. А могло быть все иначе. Если бы вы хоть немного обеспокоились ее судьбой. И сделали это раньше.
Я решительно направилась в прихожую, думая на ходу, куда мне теперь направиться.
– Подождите, – умоляющим тоном попросила Валентина.
Я остановилась у самой входной двери.
– Вам есть что мне рассказать, Валентина? – спросила я.
– Да, прошу вас, вернитесь, – робко попросила женщина.
Я пожала плечами и вернулась в гостиную. Снова сев в кресло, я внимательно посмотрела на Новостроевскую. Кажется, она созрела для обстоятельного разговора. Давно бы так.
– Итак, я вас слушаю, – сказала я.
– Я должна вам признаться в том, – Валентина начала нервно сжимать и разжимать пальцы, – в том, что Клемми… она… она употребляет наркотики, – закончила она почти шепотом.
– Как вы об этом узнали? – спросила я.
– Совершенно случайно.
– И когда вы об этом узнали?
– Ну… примерно месяцев восемь назад. Или чуть больше, не помню уже.
– Ладно. Скажите, что вы предприняли, когда узнали об этом? И, кстати, как это произошло? – задала я следующий вопрос.
– Ну… в общем, как-то раз она вернулась домой, сюда, очень расстроенная. Было уже довольно поздно. Я подумала, что она поссорилась со своим мальчиком, спросила ее, что произошло. Она ничего не ответила, сослалась на головную боль и ушла в свою комнату. Да… вид у нее был, ну, не сказать, что больной. Но все же… А утром я вошла к ней в комнату, хотела что-то спросить. Клемми еще спала. И на локтевом сгибе я увидела следы от уколов.
– Как вы поступили? – спросила я.
– Я, конечно, переполошилась. Ведь одно дело глотать, как их, «колеса», что ли, а совсем другое – колоться. Я хотела серьезно поговорить с ней, но… Не получилось. Она накричала на меня. Сказала, что это не мое собачье дело. Что она по горло сыта мной. Что-то еще сказала очень резкое, я уже и не помню, – Валентина опустила голову и закрыла лицо руками.
– Вы предлагали ей начать лечиться? – спросила я Валентину.
– Что? – Женщина отняла руки от лица. – Да, конечно.
– А она что? – продолжала я вытягивать из нее сведения о Клементине.
– Она только рассмеялась в ответ. Сказала, что… В общем, не буду повторять. – На глазах у женщины снова появились слезы.
– После этого случая Клементина приходила домой? – задала я ей вопрос.
– Да, несколько раз. И тогда она уже внешне выглядела гораздо лучше. Сказала, что у нее скоро сессия, забрала с собой конспекты. Я, знаете, даже успокоилась. Подумала, что Клемми действительно… ну, как это называется… завязала с наркотиками, что ли.
– Ну, это вполне объяснимо. Я имею в виду улучшение в ее состоянии. Скорее всего, ее организм получил очередную дозу наркотика. Вот она и выглядела более-менее прилично. Но такое состояние долго длиться не может. Наркоману требуется очередная доза. И он начинает думать, где найти для нее средства.
– А я-то думала, что Клемми… ну… как это говорят, «завязала», что ли, – снова повторила Валентина.
– Увы, «завязать» самостоятельно вряд ли получится: организм привыкает, и начинается такая ломка, что мало не покажется. Скажите, Валентина, вы знаете, какой именно наркотик употребляла ваша дочь? – спросила я.
– Нет, откуда же? – Валентина удивленно посмотрела на меня.