– Тань, подожди!
Подруга обернулась, и на ее пухлых губах заиграла довольная улыбка.
– Ты молодец, – девушка сжала влажную ладошку Людмилы. – О нас еще услышат, будь уверена.
– Да. – Глаза Люси встретились с глазами Татьяны, и она вздрогнула. Во взгляде подруги читалась ненависть, но не простая, нет, а… Впрочем, тогда она не могла подобрать подходящее слово. От такой ненависти становилось страшно, Таня не восхищала, а пугала, и у Людмилы не осталось никакого сомнения: ее подруга действительно сможет взять в руки оружие и убивать людей. Вероятно, это здорово, вероятно, ее слова не просто слова… Она действительно встанет на защиту страны, как и сотни тысяч других бойцов. И все же до самого военкомата Люсю не покидало чувство, что она не до конца узнала девушку, которую несколько лет считала близкой подругой.
Глава 9
Лесогорск, наши дни
Сидя в автобусе до Архангельска, Рубанов составлял в голове план статьи. Как ни хотел главный редактор, сенсации не получалось. Во-первых, фамилия героя будет изменена, во-вторых, Пахомов не разговаривал с Татьяной с глазу на глаз, спорил с ней только в своем воображении. Что касается медальона, о нем тоже не нужно писать. Тогда человек, расстрелявший Маркову, точно станет на нее похожим. Ведь снимала же Танька вещи с убитых!
Подумав обо всем этом, Виталий поморщился. Нет, из Лесогорска определенно нужно было бежать. В этих краях никогда не прославишься. Главный редактор полагал, что из Пахомова можно сделать сенсацию, но по всему выходило, что ею здесь и не пахло. Настроение Виталия сразу испортилось. Встреча с матерью уже не радовала. Доехав до города, он сел на маршрутку и добрался до трехэтажного старого дома, где в одиночестве жила его мама. Рубанов знал: несмотря на то, что он не позвонил ей, подъезжая к городу, она караулит его у окна – наверняка взяла отгул. Войдя во двор, такой же невзрачный, как и в Лесогорске, только менее зеленый, он поднял глаза на окна второго этажа, забрызганные мелким дождем, словно слезами, и увидел, как дернулась желтая занавеска. Сердце сжалось, и Виталий с теплым чувством поднялся по лестнице. Ему не пришлось звонить в дверь – она распахнулась, как только он ступил на лестничную клетку. В подъезде, в отличие от Лесогорска, пахло моющими средствами, и Рубанов, улыбнувшись, подумал, что его мама, всегда любившая чистоту, продолжает одна мыть лестницу. Когда на пороге показалась измученная женщина с худым вытянутым лицом, он бросился к ней и заключил в объятия.
– Извини, что не позвонил.
– А я и не ждала. – Она толкала его в квартиру. – Да проходи быстрее. Голодный небось. Я приготовила твой любимый салат с жареной картошкой и рыбные котлеты.
Журналист потянул носом, поймав вкусные запахи, и сглотнул. Рыбные котлеты он обожал с детства. Так, как их готовила его мама, не умел больше никто.
– М-м-м. – Виталий зажмурил глаза, как кот, объевшийся сметаны. – Мамочка, ты кудесница. Знаешь, – он бросил в угол сумку и стащил ботинки, – однокурсники смеялись надо мной, пока не попробовали твои котлеты.
Нина Петровна улыбнулась уголками губ:
– Да, почему-то многие считают их плебейским блюдом. И, кстати, неправы. Рыбные котлеты очень полезны, поэтому всегда входили в меню детских садов и школ.
– Конечно. – Он расстегнул рубашку. В квартире было жарко, и Рубанов обычно облачался в шорты и майку. Мама не сводила с него глаз.
– Ты надолго? – робко спросила она, и ее голос дрогнул. Как любая мать, она мечтала, чтобы сын погостил подольше, и боялась ответа. А если скажет, что уезжает завтра? Что тогда?
Рубанов вздохнул и, повесив рубашку на плечики, отправил ее в шкаф.
– Боюсь тебя огорчить, но завтра. Видишь ли, я, считай, в командировке. Мне дали задание взять интервью у одного человека. Он живет в Березках, между Архангельском и Лесогорском. Ну, конечно, я не мог не навестить тебя.
Она обняла его за плечи:
– Ты очень хороший сын. А что за статья? Может быть, ты наконец нашел интересный материал?
Виталий вздохнул и сел на диван, любовно потирая цветастую обивку – большие розовые цветы на зеленом фоне. Он знал каждую завитушку, каждую ниточку…
– Знаешь, что я тебе скажу. – Он отвел глаза, чтобы не выдать себя, но родной человек сразу все понял.
– Опять неудача.
– Не то чтобы неудача, мама. – Рубанов скривился. – Симаков подкинул мне интересную тему, но дело в том, что я не могу выложиться в статье на все сто. Во-первых, родственники человека, о котором я собираюсь писать, еще живы… Во-вторых, герой статьи не желает, чтобы я упоминал его настоящую фамилию. Он не Герой России, хотя по-своему интересен. В-третьих, некоторые факты я сам не могу выдать по этическим соображениям.
Нина Петровна всплеснула руками:
– Но если ты будешь писать, как говоришь, что же там останется?
Виталий расхохотался. Мама, всю жизнь проработавшая продавщицей и далекая от журналистики, отлично его понимала. Всегда, всю жизнь. Это она взяла его за руку, когда он учился в пятом классе, и отвела в Малую Академию наук, в секцию журналистики. И только потому, что его короткие зарисовки казались ей талантливыми. До этого он и не помышлял стать журналистом, честно говоря, вообще ничего не знал об этой профессии. Для матери, которая так и не получила высшего образования, журналисты казались высшей кастой… Интервью с интересными людьми, выступления по телевидению и на радио… Предвидела ли она, что его засунут в маленький, пусть и с дивной природой, городишко, где придется писать о бытовухе? Он никогда не жаловался ей, но она, обладая чутьем, присущим всем матерям, читала это между строк в его эсэмэс, слышала в коротких разговорах…
– Надо тебе уезжать оттуда, – заметила Нина Петровна, глядя, как капельки дождя рисуют на стекле замысловатые узоры. – Нет, не в Архангельск. Тут, я думаю, тоже не развернуться. Лучше бы в Питер, сынок.
Он усмехнулся:
– Мама, тебе известна поговорка «Москва слезам не верит». То же самое можно сказать и о Питере. Ну кому я там нужен?
Она закивала головой, разлохматив каштановые волосы:
– Да-да, конечно, я об этом думала. Как и раньше, везде нужен блат. Знаешь, в нашем магазине много лет отоваривается мужчина… Я недавно узнала от тети Люды, что он отставной генерал, долгое время служивший в Питере. Наверняка у него остались знакомые. Хочешь, я его поспрашиваю?
Виталий замахал руками:
– Нет, нет и нет. И вообще, я еще ничего не решил.
Она дернула плечом:
– Ну, как хочешь. Пойдем обедать, сынок.
Рыбные котлеты оказались выше всяких похвал. После плотного обеда мама ушла в свою комнату, чтобы посмотреть любимые передачи (а на самом деле – чтобы дать сыну отдохнуть), и Виталий, плюхнувшись на диван, подмигнул Пушкину на старой репродукции, висевшей на стене с незапамятных времен. Почему мама повесила именно его – оставалось загадкой. Она очень любила и Лермонтова, и Гоголя, и Достоевского… Может быть, нашлась репродукция, которая ей понравилась?
