К счастью, Виталий успел на автобус. Если повезет и разговор с сыном Василия Петровича будет коротким, доберется обратно не на попутке. В крайнем случае попросит соседку приютить его на ночь. Наслушавшись криминальных новостей, он до смерти боялся садиться в незнакомые машины. Мама рассказывала, что это было опасно и в мирное советское время, однако иногда люди все же садились, если не видели другого выхода, выбирая легковушки с женщинами и детьми. К сожалению, в настоящее время не спасало и это. Женщины, мечтавшие, как и мужчины, о легком и быстром заработке, порой организовывали преступные группы, вовлекая собственных детей-подростков, грабили и убивали водителей и пассажиров попуток. Когда Рубанов вспомнил об этом, его решимость остаться в Березках до утра стала тверда, как алмаз. А автобус тем временем подъезжал к деревушке, до боли знакомой молодому человеку. И снова ноги увязли в грязи, а на лицо упали холодные капли дождя. И снова он увидел в огороде сгорбленную фигуру женщины.
– Здравствуйте, – крикнул радостно журналист старой знакомой. Она обернулась и прищурилась:
– Опять ты? У нас медом намазано али забыл чего?
– Можно сказать и так, – уклонился Виталий от ответа. – Да, я опять к Пахомову. Сын его уже приехал?
– Да приехал, – буркнула она не очень доброжелательно. – Не дело это, когда дети так редко видятся с родителями. Почитай, год его в наших краях не видали. Примчался, когда отца в последний путь понадобилось проводить, да и то не особо спешил.
– Мне бы с ним поговорить, – замялся Рубанов.
– А поговори, – будто разрешила соседка. – Дома он. Женушка его, фифа городская, с ним не пожаловала. Ну и черт с ней, воздух чище. А вот внуков не привез – это уже не дело. Те, считай, деда совсем плохо знали.
Виталий широко улыбнулся, показав белые ровные зубы.
– А ведь мы с вами так и не познакомились, – начал журналист. – Меня Виталием зовут.
– Марфа я, Даниловна, – откликнулась старушка. – Чегой это тебе понадобилось со мной знакомиться?
– Если я задержусь у сына Петровича, можно мне у вас переночевать? – решился он и покраснел. – Ну, в том случае, если на автобус опоздаю. На попутке, знаете ли, страшновато.
– Ночуй, места много, – откликнулась она. – Сегодня моего алкаша не будет, к дочери нашей поехал. Она какого-то лекаря отыскала, который от пьянства кодирует, говорит, многим помогло. А по мне, – женщина махнула высохшей желтоватой рукой, – ни черта этим пьяницам не поможет, пока сами к водке проклятущей отвращение не почувствуют.
– Ваш супруг пока не почувствовал? – Рубанов улыбнулся про себя, заранее зная ответ.
– Как же, чувствовал, – соседка усмехнулась. – Чувствовал, что самогонки до лета не хватит. Уж как за это меня костерил – лучше не вспоминать. Вон продукты накупил, чтобы еще наварить. О каком лечении говорить-то? Я дочери так и сказала. А она мне: «Мама, давай попробуем, ведь не живешь – мучаешься». Да ладно, – оборвала она себя. – Слишком долго мы о нем говорим, он того не стоит. В общем, пообщаешься с сыночком Пахомова – сразу ко мне. Я тесто на пирожки поставила на радостях, что мой укатил.
– Вот спасибо, – образовался Рубанов, сглотнув слюну. Он обожал покупать пирожки у бабушек, они казались ему какими-то особенно вкусными. – Думаю, там не задержусь.
Перепрыгнув через лужу, увеличившуюся в размерах с прошлого раза, Виталий зашагал к дому Пахомова. Сына старика, коренастого мужчину с заметной лысиной на макушке, он заметил сразу: тот возился у крыльца, пытаясь разрубить полено. У него ничего не выходило, и, в очередной раз ударив по нему, да так, что оно отлетело метра на два в сторону, Пахомов-младший чертыхнулся. Виталий решил, что настал момент для знакомства.
– Извините. – Он подошел к мужчине, и тот недоброжелательно взглянул на него из-под нависших бровей. – Вы сын Василия Петровича Пахомова?
– А ты кто такой? – буркнул Пахомов, сплюнув на рыхлую землю. – Что тебе от меня надо?
Рубанов улыбнулся:
– Видите ли, я журналист из лесогорской газеты. Мне поручили взять интервью у вашего отца, я приехал сюда, и мы с ним познакомились.
Сын смотрел на молодого человека не мигая. На его землистом лице не дрогнул ни один мускул.
– Что дальше?
– Мы договорились встретиться еще раз. – Виталий глотнул. Он испытывал желание поскорее закончить беседу и уйти. До чего же неприятный тип – сынок Василия Петровича! – Вчера я узнал, что, к сожалению, он умер. Но мне необходимо кое-что уточнить у вас.
– Что? – отрывисто спросил мужчина, глядя куда-то в сторону.
– Зачем ваш отец ездил в Новоозерск?
Сынок Василия Петровича заморгал бесцветными ресницами:
– Какого черта… – Его кулаки сжимались и разжимались. – Откуда мне знать? Это что, так важно для вашей статьи?
– Журналисту важно все, – пояснил Рубанов, уже не надеясь на удачу.
Пахомов-младший махнул рукой и направился к полену, сиротливо лежавшему в высокой траве.
– Это мне неизвестно, – бросил он непонятно кому. Виталий понял, что разговор окончен. Сын ничего не знал об отце, старики родители его просто не интересовали. Рубанов был уверен, что Пахомов-младший приехал на похороны отца, рассчитывая чем-то поживиться, но никак не за тем, чтобы забрать парализованную мать. Бедная женщина! Что ее ждет? Со вздохом посмотрев на сгорбленную спину мужчины, Виталий поплелся к Марфе Даниловне.
Глава 20
Орловская область, 1941-й
Они блуждали по лесу, как потерявшиеся зверьки, мечтая выйти к партизанам или в тыл Красной Армии, преодолевая болота, заросли колючих кустарников, реки и ручейки, ночью согревали друг друга холодными телами. Таня уже привыкла к запаху своего любовника, к ежедневным совокуплениям, которые уже не считала унизительными. Она понимала: в одиночку женщине в лесу не выжить. Или съедят дикие звери, или утонешь в болоте, или погибнешь от голода и холода. Что ни говори, а выросший в деревне и привыкший к крестьянскому труду Николай многое умел. Он доставал еду, готовил съедобные блюда из ничего, заваривал ароматный чай из трав, создавал уютное ложе, старался быть нежным любовником. Татьяна уже приспособилась к такой жизни – в холоде, грязи, с мужчиной, казавшимся единственным на земле, когда однажды в промозглое октябрьское утро Федорчук радостно вскрикнул, увидев огурцеобразное озеро. Берега его, как каймой, были покрыты сероватой осокой. Утки, крякая, скользили по поверхности черной глади. Удивленная его возгласом, Маркова посмотрела на спутника:
– Что с тобой?
Николай порывисто обнял ее и прижал к себе. Его гимнастерка заскорузла от пота и потеряла первоначальный цвет, однако чистюлю Таню уже ничто не пугало и не отталкивало.
– Мы в моей родной сторонушке, – пояснил мужчина. – В этом озерце я купался мальчишкой. Если бы ты знала, Танюшка, сколько карпов мы с Санькой здесь поймали. Скоро появится моя деревня. Моя деревня – ты понимаешь? – Из голубых глаз на загорелую щеку покатились слезы. Одна из них упала на губу Тани, и девушка ощутила вкус соли во рту.
