– Я их ненавижу.
Девушка видела, что ее слова понравились главе республики, хотя при желании он мог бы поразмыслить, за что простая деревенская девчонка их ненавидит. Таня была из тех, кого рыжий Сергей называл быдлом, голью, пьянью, незаслуженно получившей клочки земли от Советов, и если бы не советская власть, не получила бы образования, оставшись неграмотной, как ее родители. В общем-то, отцу и революция не помогла: наверное, он хотел, чтобы все без трудностей, и слова из песни «Интернационал» «кто был никем, тот станет всем» – понимал по-своему, а тут большая семья и каторжный труд на земле – как было и раньше, вот и сбежал в неизвестном направлении. Интересно, сведет ли их когда-нибудь судьба? Посмотреть на него хотя бы одним глазком, ведь она никогда не видела своего папашу. Разве это нормально – был родитель, да сплыл? Где его сейчас носит? Кто знает, может, и встречались они, да только не узнали друг друга? Пока она размышляла, бургомистр продолжал изучать девушку, стараясь проникнуть в потаенные уголки ее души.
– Значит, ненавидишь коммунистов. А к евреем как?
Она заерзала на стуле:
– А что к евреям?
Этот вопрос чуть не завел ее в тупик. Таня вспомнила сетования тети Фаи, медсестры общежития. Она и просвещала всех насчет фашистской идеологии. Гитлер ненавидел евреев; наверное, так же относится к ним и Каминский.
– Если вы об отношении, то оно такое же, как к коммунистам. Ненавижу.
– А сколько ты смогла бы убить коммунистов и евреев?
Этот вопрос не заставил ее долго думать. Она лишь изогнула пухлые губы:
– А сколько вам нужно? Десяток, тысячу? Убью, сколько скажете.
Последнее слово она словно выплюнула, и это тоже понравилось Брониславу.
– По всем показаниям ты нам подходишь, – констатировал он, потирая прямой хрящеватый нос. – Давай подумаем, куда тебя устроить. С жильем проблема, считай, решена: поселишься в комнате при конезаводе. Одеждой тебя обеспечат. Теперь о твоей работе. Видишь ли, чтобы получать зарплату, надо работать. Просто так мы деньги не даем.
– Но я и не прошу просто так, – улыбнулась Маркова. – Готова выполнять любую работу. Ваши ребята предупреждали, что придется мыть полы.
– Мойщиц полов у нас хватает, – отчеканил бургомистр, – медперсонала тоже. А вот в тюрьму требуется надзирательница. Ты кажешься мне строгой, аккуратной, исполнительной – как раз такой, которая не будет испытывать никакой жалости к заключенным или их родственникам. К тому же и зарплатой не обидим. Ты будешь получать тридцать марок. Это немало. С ними ты можешь вести обеспеченную жизнь. Скажи, разве не об этом ты мечтала, когда брела по лесу?
Она сжала пальцы до хруста. Острые ногти оставили следы на коже ладоней. В конце концов, разве он не прав? Разве ей не хотелось сытой и счастливой жизни? Такую жизнь нужно отработать, она не дается просто так. Что ж, в таком случае пошло все к черту, она отработает, лишь бы жить и больше никогда не слышать визга пуль над ухом, не видеть тела, обезображенные смертью, не блуждать по зимнему лесу, рискуя заснуть вечным морозным сном.
– Так ты согласна? – повторил Каминский, изучающе посмотрев на ее слегка побледневшее лицо. Таня закивала, словно боясь, что он передумает:
– Да, да, да.
Он улыбнулся:
– Отлично. Я в тебе не сомневался. Уже сегодня ты получишь свою зарплату, потом примешь присягу на верность Германии. У нас так принято. И не мучай свою совесть. Это просто работа.
Маркова даже не вздрогнула. Как верно сказал бургомистр! Это просто работа, такая же, как любая другая. Бывает хуже, бывает лучше. Ей досталась такая. В конце концов, она в незавидном положении и не может выбирать или ломаться.
– Хорошо, – твердо сказала Маркова, и Бронислав что-то написал на бумажке и протянул ей:
– Отдашь Ларисе, моей секретарше. Она поможет тебе с жильем. Потом пойдешь в кассу, где тебе выдадут первые деньги. Надеюсь, мы не пожалеем, что взяли тебя.
Таня прижала бумажку влажными ладонями к груди:
– Не пожалеете. Я вам обещаю.
– Ты свободна. – Он уставился в какую-то тетрадь. – Когда понадобишься, тебя пригласят.
Она развернулась на каблуках четко, по-военному:
– Слушаюсь.
Оставив нового начальника за закрытой дверью, Татьяна подошла к девушке с соломенными волосами, скрученными в пучок, и протянула бумагу:
– Обер-бургомистр велел помочь.
Лариса пробежала глазами строки, написанные округлым почерком, и встала, накрыв машинку серым чехлом:
– Пойдемте со мной. Я покажу вам ваше новое жилье.
Накинув овчинный полушубок, Лариса повела новую жительницу Локотии к конезаводу, прошла по длинному коридору и, достав из кармана ключ, открыла одну из дверей. Девушки оказались в довольно просторной комнате, где стояло все самое необходимое: железная кровать с матрасом, накрытая одеялом в белом свежевыстиранном пододеяльнике, рядом с кроватью находилась тумбочка, покрытая лаком, исцарапанная чьей-то безжалостной рукой, два стула и столик, все довольно миниатюрное, но в этом спартанском жилище Маркова почувствовала себя спокойно и комфортно.
– Нравится? – спросила Лариса, и Таня заметила, что губы ее не улыбались, оставаясь плотно сжатыми. – Это не самая плохая комната, поверьте.
Маркова не стала спрашивать, кто жил здесь до нее.
– Меня все устраивает. – Таня посмотрела в холодные серые глаза девушки. – Нужно только перенести вещи из той, другой комнаты.
– Вам ничего переносить не надо, – отчеканила секретарь. – Все сделают ребята. Я поручу это Сергею. Кажется, вы с ним уже успели познакомиться.
В ее твердом голосе не звучало никакой иронии.
– Да, мы знакомы, – подтвердила Таня.
– Тогда до свидания.
Когда стук каблучков Ларисы утих, девушка повалилась на кровать, зарывшись лицом в подушку со свежей наволочкой. Как долго она была лишена настоящего комфорта! Как здорово, что судьба привела ее сюда, не в одну из нищих деревень, где старожилы выгнали бы в шею незнакомку, потому что сами умирали от голода и холода. Судьба привела ее в необычную республику, созданную для счастливой и сытой жизни, о какой Таня давно мечтала. Руки нащупали бумажку, которую Лариса положила на тумбочку. Да, ей же полагается зарплата! И сегодня она обязательно купит себе что-нибудь на первые деньги. Вот здорово! Тогда ей казалось, что из ада она попала в рай. Ближе к вечеру ее позвали в канцелярию и дали текст присяги, которую советская девушка должна была произнести перед толпой народа. И она произнесла, ни разу не сбившись, иногда бросая смелые взгляды в толпу. Маркова не видела осуждающих глаз. «Мне просто очень хочется жить», – произнесла она про себя, закончив с текстом.
