Старик тяжело задышал.
– Вы действительно о нас напишете?
– Обязательно, – пообещал Виталий. – По моему мнению, вы настоящие герои, пусть и не побывавшие на полях сражений.
– Тогда жду звонка. – Голос Спиридонова сорвался, видимо, от волнения.
Когда в трубке запищали гудки, Рубанов кинул телефон в карман и снова достал список. Итак, ему предстояло узнать только о троих, один из которых давно передвигался в инвалидном кресле. С кого же начать? Наткнувшись на фамилию Степаненко, Виталий почему-то вздрогнул – наверное, потому, что Бутаков посоветовал ему обратить на этого старика особое внимание. Но как о нем узнать, да побольше? Вариант напрашивался один: если Степаненко не впустит в дом (а от него это можно было ожидать), нужно расспросить соседей. Черт, где эта улица Абрикосовая?
– Вы не подскажете, как пройти на Абрикосовую? – вежливо спросил он у молодой мамы, гулявшей с двухгодовалым ребенком, упорно тянувшим ее к небольшому озеру. Женщина улыбнулась:
– Это недалеко, минут десять ходьбы. Видите вон то здание с красной крышей? Держите курс на него. Дойдете до здания, минуете еще полквартала – и Абрикосовая.
Журналист поблагодарил ее, кряхтя поднялся со скамейки и отправился в путь. Солнце опять зашло за тучи, и Рубанов с горечью подумал, как людям в этом краю его не хватает. Его жаждешь именно летом, когда реки и озера манят искупаться. Он вспомнил, как однажды они с ребятами отыскали озерцо овальной формы, попробовали ногой воду (искупаться хотелось до ужаса, потому что в тот день, что было редкостью, солнце жарило немилосердно). Вода показалась теплой, и, радостно скинув одежду, парни бросились в озеро. Виталий до сих пор помнил эти ощущения. Нырнув, он резко погрузился в ледяную воду, от которой свело судорогой икры, и, оказавшись на поверхности, отплевываясь и отфыркиваясь, поспешил на берег. Друзья, хохоча, последовали его примеру и вскоре растянулись на песочке, подставив солнцу незагорелые плечи и спины.
– Какой-то двуслойный водоем, – буркнул Паша Астафьев. – В жизни такого не видел.
На этом и закончилось их купание. Во время похода они пытались поплавать в реках, но и это не увенчалось успехом.
– Перееду в Питер – буду ходить на Финский залив, – успокоил себя Рубанов.
Он миновал еще несколько пятиэтажек с магазинами и подошел к дому с красной крышей. Возле него он еще раз осведомился у пожилой дамы с седыми волосами, как пройти на Абрикосовую, и уже через пять минут искал нужный ему дом. Абрикосовая, в отличие от Тенистой, не вбирала в себя весь частный сектор этого района. На ней располагалось несколько пятиэтажек и с десяток частных домов. Восьмой оказался почти на окраине. Виталий почему-то подумал, что Степаненко не зря забрался сюда. Если человеку есть что скрывать, он старается свести к минимуму общение с людьми. Что ж, проверим догадку. Он нажал глянцевую чуть поцарапанную кнопку звонка на ржавой, когда-то крашенной в серый цвет калитки, рассматривая дом, – ничем не примечательный, одноэтажный, с чердаком наверху. Такие он называл «совдеповскими». Когда-то людям не разрешали возводить хоромы, да, наверное, они и сами боялись это делать: в любой момент мог нагрянуть ОБХСС. Вот и строили, как под копирку, похожие друг на друга. Виталий подумал: видимо, и после развала Союза у Степаненко не было денег, чтобы соорудить хотя бы второй этаж, как делали многие. Однако, если он жил один и не желал никого видеть, зачем ему второй этаж? Вполне достаточно того, что есть. Рубанов отметил, что он стоял перед калиткой уже минуты три, а хозяин не торопился выходить. Журналист нажал еще раз и удерживал кнопку до тех пор, пока на крыльце не появился хозяин – толстый коренастый мужчина среднего роста, почти лысый: клочья серебристых волос курчавились на висках. На широком бледном лице блестели злые маленькие глазки, тонкие губы кривились от гнева. Мужик неторопливо подошел к калитке и процедил сквозь зубы, демонстрируя недовольство:
– Что вам нужно?
– Вас, если вы Виктор Сергеевич Степаненко, – ответил Виталий. Злобные глазки стали еще меньше, рот превратился в щель, лицо побагровело.
– Ну, допустим, это я, – выплюнул он. – Что тебе надо?
Виталий заметил, что Степаненко перешел на «ты», хотя так и не узнал, кто перед ним.
– Я журналист, – начал молодой человек. – Пишу статью о старожилах Новоозерска. Мне посоветовали обратиться к вам.
– Я не даю никаких интервью, – пробурчал хозяин. – Так что ступай, откуда пришел.
– Но хотя бы пару слов, – настаивал журналист, окидывая неухоженный огород со старым колодцем, по-видимому, заброшенным. – Пожалуйста, не прогоняйте меня. Старожилов Новоозерска осталось так мало. Умоляю, хотя бы несколько слов. За это я вам готов. – Он немного подумал и выпалил: – Почистить колодец.
Неожиданно Степаненко изменился в лице. Румянец сполз с лица, уступая место почти смертельной бледности.
– А вот колодец мой трогать не надо, – прошипел он. – И вообще, чеши отсюда. Нечего тут вынюхивать.
– Но у меня есть удостоверение, я вам покажу. – Рубанов всеми силами пытался спасти положение, но это было невозможно. Хозяин развернулся к нему широкой спиной и пошел к дому, не оборачиваясь, недвусмысленно давая понять, что разговор окончен. Виталий постоял еще немного, провожая глазами грузную фигуру, и, когда хозяин скрылся в доме, обреченно вздохнул и двинулся по немощеной дорожке, змейкой вившейся между частными домами. Он решил поговорить с соседями. Кто знает, может быть, они что-то расскажут об угрюмом Степаненко? Миновав три дома, он увидел, что на участке двухэтажного коттеджа из красного кирпича возится женщина, рыхля землю в цветнике. Наверное, все женщины этого поселка занимались цветами.
– Извините, пожалуйста, – окликнул ее Виталий, – с вами можно поговорить?
Женщина обернулась, и Рубанов отметил, что она оказалась старше, чем он думал, просто была довольно ухоженной – стройная блондинка с модной стрижкой. Зеленые, чуть раскосые подведенные глаза смотрели доброжелательно, и журналист подумал: возможно, ему повезло. Если она ничего не скажет о своем соседе, по крайней мере, посоветует, к кому можно обратиться.
– Я слушаю вас, – произнесла она и улыбнулась, показав великолепные для ее возраста зубы, и открыла калитку. – Да проходите же, нечего торчать перед дверью.
– О, спасибо. – Виталий улыбнулся в ответ. – Я уже думал, что меня нигде не примут. Видите ли, ваш сосед Степаненко указал мне, где выход, практически сразу же.
Она дернула плечом:
– Ничего удивительного. К нему никогда никто не заходит, потому что он никого не впускает.
Рубанов достал удостоверение и показал женщине.
– Я журналист, пишу о старожилах Новоозерска. Мне посоветовали обратиться к нему, но это ни к чему не привело. Тем не менее мне интересно узнать, почему этот человек отгородился от всего мира. Обычно такое бывает, если кто-то пережил серьезную потерю.
Она вздохнула и поправила пушистые волосы.
