Все умолкают. Я продолжаю выдергивать перья.
– Чего он боится? – спрашивает Тайко, нарушая недолгое молчание.
– Магии, – я запинаюсь, не зная, стоит ли мне продолжать хранить его секрет, но, наверное, это уже не имеет никакого значения. – Раньше Рэн был проклят. Он перенес много страданий, а его королевство практически превратилось в руины. Он боится, что магические силы вновь обретут над ним власть, – я поднимаю взгляд и смотрю прямо. – Он боится меня.
– Он знает тебя, – спорит Джейкоб. – Ты не Лилит.
Ноа задумчиво смотрит на меня.
– Наверно, это уже неважно, – говорит лекарь, и его голос звучит мрачно. – Проклятье было снято, но потом он узнал, что кто-то снова может навредить ему при помощи магии, кто-то, кому он когда-то доверял.
Я нервно сглатываю.
«Когда-то вы доверяли мне. Что я сделал, чтобы лишиться вашего доверия?»
«Ты покинул меня».
Возможно, я проиграл эту битву в самом начале.
– Харпер рассказала мне о том, через что вам пришлось пройти, – говорит Ноа. – И она была здесь не так долго. – Он бросает взгляд на Джейкоба. – С Рэном в последние несколько месяцев нам было нелегко ладить.
– Ага, это потому что он заносчивый придурок, – фыркает Джейкоб.
Ноа остается серьезным.
– Или потому что у него ПТСР
[2], – говорит лекарь, и до того, как я успеваю задать вопрос, он поясняет: – Посттравматическое стрессовое расстройство. Такое бывает, когда человек длительное время находился в ужасной обстановке. Я обычно встречал подобное среди солдат и детей, которых постоянно избивали родители. Мозг человека просто не может избавиться от постоянного страха.
Я бросаю взгляд на Тайко и вспоминаю о том, как он отшатнулся от солдат, которые зашли в таверну Джоди. Рэн всегда сохранял хладнокровие и самообладание, всегда находился на пике самоконтроля. Однако я не могу забыть, каким мрачным было его лицо во дворе замка, и не могу перестать думать о том, какие эмоции он тогда переживал по-настоящему. Впервые мне начинает казаться, что, возможно, Рэн пытается защитить вовсе не свой народ, а себя.
Все это неважно. Так или иначе, принц желает моей смерти.
Я снова сосредотачиваюсь на гусе, лежащем у меня на коленях. Я поднимаю птицу над костром, чтобы опалить ее. Как только я заканчиваю ощипывать тушку, Айзек тут же появляется рядом со мной и быстро ее разделывает, после чего я раскладываю мясо на горячих камнях.
Скрейвер снова слизывает со своих когтей кровь, и я пытаюсь не думать, проделывал ли он то же самое с моей кровью. В голове не укладывается, как Айзек мог столько времени провести в клетке, прекрасно осознавая, что с ним делают. Кантор ткнул мечом скрейвера в клетке забавы ради, и, хотя это не такого же рода унижение, какое мне пришлось стерпеть от Рэна, разница невелика.
– Если ты владеешь магией, то почему так долго позволял держать себя в клетке? – тихо спрашиваю я у Айзека.
– Моя магия не похожа на твою, – отвечает он. – Твоя сила рождается внутри, а моя дается мне ветром и небом. Я могу выдыхать морозный воздух и брать снег из облаков, – Айзек расправляет ладонь и выдыхает на нее. На его коже появляется иней, но лишь на мгновение. Он тут же тает, и скрейвер стряхивает капли воды на землю.
– Но сейчас лето, – с пониманием говорю я.
Айзек едва не умер, когда Уорвик привез его. Я думал, что это было из-за покрывала, наброшенного на клетку, но, наверное, дело было не только в этом.
– Да, Ваше Высочество. Здесь сейчас лето.
Краем глаза я замечаю какое-то движение и понимаю, что Лия Мара придвинулась ближе, чтобы перевернуть лежащее на камнях мясо в костре. Она дочь королевы, но ее не пугают многие вещи, в том числе и черная работа. Волосы девушки сияют красным в свете пламени, которое так же подчерчивает все изгибы ее тела.
Должно быть, Лия Мара чувствует на себе мой взгляд, потому что поднимает голову, и я тут же быстро перевожу внимание на Айзека:
– Ты уже знал, кто я такой, когда мы были у Уорвика?
– Я понял, что в вас есть магия, в ту же секунду, когда попробовал вашу кровь.
Слова скрейвера приносят с собой порыв прохладного ветра, и я вздрагиваю.
– Вы так смело просунули руку в клетку, что я подумал, будто ваше удивление – не что иное, как фарс для того глупого человека. Когда-то наши народы были добрыми союзниками, как я уже говорил. Я полагал, вы освободите меня с наступлением темноты.
– И я не освободил.
Скрейвер улыбается, сверкая зубами.
– В конце концов освободили.
– Я освободил тебя, чтобы спастись, – говорю я.
– А я бы перерезал вам горло, если бы это помогло мне открыть клетку.
Над нашими головами шуршит листва, и Айзек резко расправляет крылья. Он поднимается в воздух, чтобы отправиться на поиски новой жертвы, и напоследок бросает мне:
– Не вините себя за решения, которые, по- вашему, были правильными в прошлом. Принцам это не свойственно.
Я недовольно хмыкаю, глядя ему вслед.
– Я не принц, – бурчу я себе под нос. Опустив взгляд, я хочу продолжить смотреть на огонь, но вместо этого замечаю, что Лия Мара наблюдает за мной.
– Ты принц, – тихо и уверенно произносит она.
Может быть, все дело в звездах, которые я чувствую в своей крови, или в отсутствии боли в спине и в ноге. Возможно, дело еще в том, что мне кажется, что, наконец-то, я сделал что-то правильное.
Не знаю, направлюсь я за ней в Силь Шеллоу или нет. Я даже не уверен, что в следующие несколько дней мне удастся остаться в живых. Тем не менее, впервые за все время меня не раздражает то, что меня назвали принцем.
И впервые я не поправляю девушку, которая меня так назвала.
Глава 25
Лия Мара
На третий день Грей сообщает, что мы преодолели сто двадцать километров, держась недалеко от реки. Айзек докладывает о стражниках замка и дружинниках в городах, когда мы оказываемся близко к ним. Лошадей у нас по-прежнему нет, но Айзеку удалось посреди ночи стащить множество полезных вещей и оружие. Теперь у каждого из нас имеется кинжал. На всех нас два лука, но один колчан со стрелами. Еще два меча добавились к тем, что уже имелись. Благодаря появившемуся чугунному котелку мы теперь можем кипятить воду и готовить не только жареную птицу.
Когда мы останавливаемся на ночевку, Грей пытается при помощи магии исцелить Тайко, но у него не выходит. Я чувствую исходящее от него отчаяние, но Грей не делится своими переживаниями ни со мной, ни с кем-либо еще.
