– Что она потребует от тебя? – спрашиваю я. – За то, что ты нарушил соглашение?
– Скорее всего, она запросит больше, чем я готов ей предложить.
Я думаю о своей матушке и понимаю, что Айзек прав. Когда он просил разрешения сопровождать нас в Силь Шеллоу, то упомянул, что у моей матушки есть то, что для него очень дорого.
Айзек подкладывает в кучу очередную карту. На ее уголках образовался иней, который тут же тает.
– Я заплачу любую цену, которую она назовет, и вернусь домой.
Я не могу определить, то ли в его голосе звучит тоска, то ли разочарование, или же и то и другое.
– Чем же она таким владеет? – тихо спрашиваю я.
– Тем, что мне дорого, – отвечает Айзек. – Я не хотел покидать ледяные леса. Скрейверов не так много, и наши женщины за всю жизнь могут выносить лишь одного ребенка. Когда колдунов уничтожили, мы остались без защиты. Соглашение с Силь Шеллоу обеспечило нам некоторую безопасность. Нарушение соглашения ставит всех нас под угрозу.
– Должно быть, это что-то очень ценное, – замечает Грей, – раз ты готов так рисковать.
– Я не намеревался отлучаться так надолго, – Айзек уныло улыбается, обнажая острые клыки. – Я не думал, что меня поймают.
– Я видел, как ты сражался в Глухой Лощине, – говорит Ноа. – Как так вышло, что тебя вообще поймали?
– Я доверился не тем, кому стоило бы, и стрела, выпущенная метким стрелком, – он поднимает руку, чтобы показать черную полоску шрама, который уходит под его крыло. Скрейвер переводит взгляд на меня. – Я буду очень признателен вам, принцесса, если вы замолвите за меня словечко перед своей матушкой.
– Непременно, – я заливаюсь румянцем, после чего хмурюсь. – Только тебе следует знать, что матушка редко прислушивается к моему мнению. Я могу оказаться бесполезным союзником, Айзек.
– Она опекает своего ребенка, и это нелегкое дело, – говорит он.
Я невесело усмехаюсь.
– Можно и так думать.
– Тем не менее, я буду перед вами в неоплатном долгу.
– Я сделаю все, что в моих силах, – с чувством говорю я.
Грей смотрит на меня.
– Твоя матушка – глупая женщина, если она не прислушивается к твоему мнению. Я не знаком с твоей сестрой, но мне трудно представить, что у нее больше здравого смысла и сострадания.
Как и прежде, его голос звучит слишком серьезно, а слова кажутся слишком откровенными.
– Моя матушка не ценит сострадание, – говорю я.
– Получается, она глупая женщина.
Я тихо смеюсь.
– Ты уже это говорил.
– Рэну следовало слушать тебя и вести с тобой переговоры. Тебе небезразличен народ Эмберфолла.
– Да, – серьезно киваю я. – Небезразличен.
– Рэн тоже глупый.
По другую сторону костра Ноа смеется себе под нос.
– Тебе следует еще поспать, Грей, – говорит он.
Грей не сводит с меня взгляда.
– Ты сбежала через камин.
Я улыбаюсь.
– Да, так и было.
Он продолжает оставаться серьезным.
– Ты остановилась, чтобы помочь Тайко.
– Я помню.
Он не улыбается.
– Ты рисковала собой, Лия Мара, – говорит он. – Тебя могли поймать.
Я делаю вдох, чтобы сказать, что я не могла оставить мальчика висеть на стене и истекать кровью, как я не могла позволить матушке убить дочь зверолова, прятавшуюся в лесу. Однако Грей поднимает руку, чтобы дотронуться до выбившихся прядок, обрамляющих мое лицо, и у меня перехватывает дыхание.
– Храбрая девчонка, – говорит он.
Еще никто не называл меня храброй. Меня называли умной. Крепкой. Прилежной. Доброй.
Храброй – никогда. Мое сердце быстро колотится у меня в груди.
Где-то вдалеке раздаются раскаты грома. Айзек шуршит крыльями и смотрит вверх.
– Воздух обещает нам дождь. Скоро.
Рука Грея падает вниз.
– Как скоро?
– В течение часа, я бы сказал.
Мое сердце никак не может успокоиться. Грей собирает карты.
– Разбуди Джейка и Тайко. Нам нужно найти укрытие.
* * *
Дождь начинает лить еще до того, как мы оказываемся к этому готовы, и настроение у всех ухудшается. Слева от нас возвышаются горы, огромные и черные в полуночной тьме. Мое сердце замирает при их виде.
Дом. Дом находится по другую сторону гор. Завтра я, может быть, буду спать в своей кровати в окружении теплых одеял и стопок книг, а еще пить столько теплого чая, сколько захочу.
Грея, скорее всего, приставят к моей сестре и заставят предъявить свое право на трон.
Меня же затолкают в тень, чтобы я не мешала важным людям заниматься важными делами.
От этой мысли мне становится больно, и я пытаюсь перестать думать в подобном ключе.
Мы едем вверх по холмам, и наша одежда пропитывается водой. Дорога стала скользкой, и лошади поскальзываются в грязи, но наше упорство не напрасно: мы находим пещеру. Она не очень глубокая, но достаточно широкая, чтобы мы могли спрятать лошадей от дождя и развести костер, чтобы согреться.
У меня в сумке есть сменная одежда из Глухой Лощины, и хотя вещи немного намокли от воды, которая проникла между швами кожи, легинсы и блуза намного лучше промокших насквозь юбок. Я снимаю ботинки, оставляю мужчин возле костра, а сама направляюсь к лошадям, чтобы, спрятавшись за них, переодеться.
Как только я заканчиваю, я бросаю быстрый взгляд в сторону остальных, чтобы проверить, закончили ли они переодеваться. Грей стоит спиной ко мне, и он уже надел чистую пару темных брюк, но не успел надеть рубашку. От вида его обнаженной спины у меня перехватывает дыхание, а сердце замирает. Более полудюжины шрамов пересекают мышцы его плеч, широкие темные линии портят совершенство его кожи.
Я видела, как Грея пытали, и это было ужасно.
Видеть последствия – тоже ужасно.
Юноша начинает поворачиваться, словно почувствовав на себе мой взгляд, и я делаю вид, будто проверяю, хорошо ли привязана лошадь. Когда я снова поднимаю взгляд, Грей уже полностью одет, и он успел пройти половину пещеры в моем направлении.
Я сглатываю, гадая, заметил ли он то, что я его разглядывала. Я не знаю, что ему сказать. Дождь или же свежий воздух помогли Грею протрезветь, и его взгляд стал более ясным и внимательным, чем был тогда, когда мы сидели у костра и играли в карты.
Я прочищаю горло.
– Прошу прощения, – говорю я. – Я. Я просто проверяла, закончили ли вы переодеваться.
