Это потом спасенным стало известно – на поиски пропавшего пера вылетели семь самолетов. Ни один не вернулся. Потом были три и еще два. Тот же результат. Со спутника за ними проследить не удавалось. Облака, всполохи сияния… Словно кто-то мешал.
– Я уверен, на этой земле нечего делать ни человеку, ни гатуру, – завершил свой рассказ Ванибару.
– Но вы же выжили, – удивилась Танри.
– Толку-то! – в голосе гатура звучала горечь.
После возвращения в Равидар и двух месяцев, проведенных в больнице, командора ждал новый удар. Поскольку инициатива провести учения на Данироль исходила от самого Ванибару, его обвинили в служебной ошибке, повлекшей за собой гибель соплеменников и людей, отправили в отставку с запретом на дальнейшую службу в крыльях. Командора хотели выдворить обратно на Сириус, где его ничего хорошего не ждало. Но за Ванибару вступился Вольро Вирез, выживший летчик. Его поддержали Артур Кризо, ректор Воздушной Академии Лиссарана, и Виржиния Лео, тогда только совершившая свой знаменитый перелет.
– Благодаря им я остался на Земле. И ушел преподавать в Академию. После того скандала дорога мне была закрыта и в гражданскую авиацию, и в воздухоплавание. Меня бы не взяли даже драить полы пассажирских кают на дирижабле. Фегинзар постарался.
– Кто это? – спросила Танри.
– Ты что, не слышала про нашего дорогого адмирала? Надеюсь, судьба не сведет тебя с ним. Мало обнаружится среди людей и гатуров более недостойных своего дела созданий!
– Но неужели ничего нельзя было сделать? – не могла для себя уразуметь Танри.
– Бесполезно, – гатур закрыл большие глубокие глаза и прошептал: – Мне осталась только память о настоящих полетах и рубцы от обморожения. И холод, и ветер… Дай с тобою повою, ветер, враг ты мой грозный!
– Это вы! – девушка спрыгнула со стола. – Вы Фредерик Надар!
– Да, – командор выглядел обескураженным. – А откуда… Ну да, полюс, снег… Наши воспоминания вошли в резонанс!
– Я помню все ваши стихи наизусть. Я имею в виду, из «Дикого сердца ветра»… – призналась девушка.
– Стихи – это громко сказано, – смутился гатур, но все же продекламировал:
Я холодные тайны потревожил нечаянно.
Мне они нашептали о земле беспечальной.
О земле, где метелей простираются крылья,
Где весна в колыбели замерзает бессильно.
Танри подхватила:
Где под ртутной луною ходят желтые звезды…
Дай с тобою повою, ветер, враг ты мой грозный!
Твой кинжал переточен, раскрошился по краю.
Бесконечные ночи, я почти вас прощаю.
А командор завершил:
Лучезарное небо, ты же ярче неона!
Не увидел нигде бы этих вспышек зеленых.
Это разве не чудо – здесь дуэтом замерзнуть
С не рожденной весною, глядя в медные звезды?
– У многих нет ничего, и им хватает. У вас есть все, а вы в довесок ищите правду. Готовы к встрече с ней? – строго вопрошал гатур.
– Да, господин Ванибару!
– Хорошо, Танира Комидари. Летите на свою Данироль. Но непременно возвращайтесь. Я не прощу себе, если вы останетесь там навсегда. Помните, вас ждет небо!
Он встал и поспешно выплыл из кабинета, оставив девушку наедине со своими мыслями.
Глава 9
Виса
Рофирт Бингар этим утром был в чудесном расположении духа, несмотря на предыдущие события. Действительно, а с чего ему раскисать? Его совесть чиста. Он рассчитался за отца и за всю семью – за унизительное разорение, за загубленную жизнь матери… Признаться честно, когда Машара поймали, он порядком струсил. Но Тивазо не подвел, имя Рофирта не промелькнуло в этом деле.
Впрочем, хватит об этом. Главное теперь – убедить Танри: все, что ей про него наговорили люди Тивазо – чистейшая ложь. Она переменит свое мнение, едва он расскажет историю своей семьи. И чуть-чуть про собственное участие. Только про то, что слышал об огромном проигрыше Виктора и не сообщил никому. Да это правда! Машар дальше все сделал сам. Виктор стрелял в гатура, и вообще, сын такого подлого отца не может быть порядочным человеком!
Рофирт улыбнулся. Его ждет хорошее будущее. Капитан «Дитя зари» после обязательной практики пригласил его к себе в команду штурвальным высоты! Огромные транспортные дирижабли завораживали молодого человека. И платили на них больше, чем где бы то ни было. Но он поклялся доказать Танри, на что способен, поэтому полетит на юг вместе с Нивасом и Гисари.
Он шел к учебному корпусу, когда услышал свист. Рофирт не подал вида. Свист повторился настойчивей. Свистел щуплый пацаненок лет двенадцати, выглядевший как беспризорник из-за выгоревших на солнце, закатанных выше колен штанов и измазанной на животе майки. Пацаненок помахал ему из-за забора.
– Тивазо просил передать, что ждет тебя сегодня в два в курильне «Вишневая трубка».
– Мои дела с этим человеком закончены! – раздраженно бросил Рофирт.
– Тивазо ждет тебя в два, – не прореагировав на отказ, повторил пацаненок и юркнул за пышный куст шиповника, завидев толстяка Сивори, преподавателя маневренности. За внушительные формы, коренастую фигуру и бульдожью физиономию с агрессивным подбородком Сивори получил прозвище Атакующего Дирижабля, чем втайне гордился. Праздношатающихся студентов он терпеть не мог. Поэтому Бингар сделал вид, будто потерял в траве нечто ценное. И Атакующий Дирижабль проплыл мимо.
Рофирт зло пнул ногой камешек. Надо же было такому случиться, когда он выбрал время поговорить с Танри. У нее в час перерыв между занятиями…
Еще одиннадцать часов. До двух дирижабельщикам отпущено время на самостоятельные тренировки на аэродроме и на испытательных площадках дирижабельных верфей. Но Рофирт сегодня, готовясь к разговору, никуда не пошел. Наверно, стоит отправиться в Лиссаран сейчас, потом могут не пустить.
Столица навевала на него воспоминания о лишениях детства, о страшной смерти отца, о школьных драках, где он отстаивал свои права. В нем видели сына «того самого Бингара», разорившегося владельца обувной фабрики, повесившегося и пустившего по миру семью и нескольких компаньонов.
В городе долго об этом судачили. И одноклассники, и дети из других классов школы считали своим долгом со всей возможной жестокостью задеть Рофирта. Он завоевывал их уважение вначале кулаками, потом умением не обращать внимания на многие шутки. Но какой ценой!
С каждым днем ему настойчивее хотелось сбежать из дома туда, где никто не знает, чей он сын. Всегда что-то удерживало его от столь радикального шага. Он оправдывался, убеждая себя, будто без него матери станет совсем тяжело. На самом деле у него не хватало решимости, было жалко себя.
