Звуки флейты пронизывают душную тишину, покачиваясь в такт волнам, или это волны танцуют, поймав мелодию? Сиреневые и малиновые облака тянутся вдоль горизонта тонкими лентами, разматываясь по обе стороны от пронзительно-алого солнца. Листья акации поникли от жары. Скоро будет дождь. Воздух уже наполнен его ожиданием и предвкушением.
По горячим камням набережной не пройтись босиком. Вяло зазывают покупателей усталые уличные торговцы. Афиши кинотеатров обещают два часа в прохладе, сдобренной ледяным лимонадом и жареными орешками…
Пристегнув велосипед к ограде открытого прибрежного кафе, девушка продолжила стоить планы на будущее. Попросив официанта помимо легкого ужина ручку и пару листов бумаги, она принялась сочинять письмо-пропуск в новую жизнь. Ее адресат, если она в нем не ошиблась, все поймет верно и поможет. И не пустым словом, а конкретным делом. Только перед отправкой послания следует все-таки побеседовать с ректором.
Возвратившись в Академию далеко за полночь под отдаленное ворчание грозы, она так и не уснула. Что-то происходило в ее душе… Хотелось складывать слова в стихи. Но рифмы еще не рождались. Просто слова, идущие из глубины, какие она могла вычитать только в стихах Фредерика Надара, командора…
Я люблю, потому что жива. И жива, потому что люблю. Я пою, потому что ты есть. Возьму аккорд на струнах ветра, протянувшегося от луны через тихую ночь…
Я полечу к тебе. Мой самолетик заводится вне расписаний, по вдохновению от сияния твоих светлых глаз.
Небо никогда не закончится. И я лечу, чтоб видеть тебя. Сломаются крылья – сколочу новые. Знаю, ты будешь ждать. Не забывай меня. Под дюралевым корпусом бьется мотор нежности. Он перекричит мелодию разлуки.
Дрожит свет маяка. Молю, прояви симпатию, не замазывай сажей то светлое, что в тебе я люблю. И тогда в ясных глазах твоих будет больше радости. И светлые чудеса постучатся в двери. И затерянные города твоей души восстанут изо льда в свете полярных сияний и сумасшедших радуг. Только донести бы на крыльях свою мечту, мой любимый!
Пламенеет грусть на губах. Я хвастаюсь высшим пилотажем, кажусь отчаянной, самостоятельной. Поверь, без тебя это только мираж.
На моих широтах заканчивается дождь. На твоих – начинается снег. Я буду ждать тебя там, где из открытых кафе летит мелодия, раскачивая волны пальм. Переспелые виноградины лопаются под пальцами…
Ты уже спешишь ко мне. Представляю, что ты напишешь в таможенной декларации! Что везешь? Пять мешков сожалений! Контрабанда и штраф! Двенадцать вагонов надежд! Досмотреть и пропустить самые светлые!
Бусы из незагаданных желаний нанизывает ветер. Торопись, развяжи узелки, рассыпь бусины-звезды. Но не забудь хотя бы на одну из них загадать меня. И тогда все сбудется!
Если думаешь, что твой образ стерся из моего сердца – ошибаешься. Даже если ты изменился, я опознаю тебя по особым приметам. Над ними не властно время и расстояние. Блеск в глазах, затаившаяся мечта… Эти знаки заметнее погон, нашивок и значков, яснее паролей, понятнее грамот. Романтик, мечтатель – д иагноз, образ жизни, призвание. «Сказочник!» – повторяю я нежно. Теплый дождь, метелки цветов, чуть слышная мелодия, твоя улыбка – что еще нужно для счастья?
Что вообще нужно для счастья? Летчику – хорошая погода, верная машина и кто-то, кто ждет его на земле. Поэту – муза, настроение и ветер странствий. Страннику – теплый плащ, флейта, стилет и хорошие башмаки…
Песни твоей осени светлы, как небо. И разлука уже не страшит. Потому что встреча будет. И в глазах твоих уже отражаются звезды того заветного часа. Знаешь, я чувствую, как ты улыбаешься. И ты тоже под властью этой неизбежности, любимый. Я научусь сниться тебе и расскажу об этом!
Я не шаман, не волшебник. Но я чувствую, я знаю. Я просто иначе не могу. У меня заготовлен подарок-оберег для тебя. Камешек-опал, светлый и одновременно переливающийся всеми цветами, как ты сам.
Камешек… Она купила его в ювелирном магазине на последние деньги. Подвеска, оправленная в золото. Пока она висит у нее на шее на черном шнурке. Засыпая, девушка осторожно потрогала свое сокровище…
Едва утро босыми ногами спрыгнуло с подоконника, на цыпочках робко подкралось к кровати, боясь разбудить молоденькую летчицу, Танри тут же подскочила сама. Два часа сна – этого достаточно, чтобы весь день пробегать, реализуя начало своего плана. Подкараулив в половине восьмого Артура Кризо, когда тот выходил из машины, она затараторила:
– Господин ректор! Тут такое дело… Господин ректор, я практически освоила всю обязательную программу. Может быть, у меня недостаточно летной практики на гатурьих кораблях, но на тренажерах я справлялась со всеми заданиями.
– Это ты к чему, Комидари? – Кризо пригладил седые волосы.
– Позвольте мне получить диплом раньше срока! – глядя ему в глаза, выпалила она.
– Зачем еще? – удивился он.
Танри поняла, зря она с него начала. Лео бы поняла быстрее, уговорила бы ректора. Нет, Танри сегодня везло. Вот Виржиния вышла из автобуса. Не боясь показаться невежливой, девушка бросила ректору: «Секундочку», – и помчалась к наставнице. Та, выслушав сбивчивую скороговорку, взглянула на студентку, как смотрел командор, и неожиданно кивнула с улыбкой.
– Пойдем, девочка. Я на твоей стороне.
Она взяла Танри под локоть и повела к ректору.
– Думаю, для любимой ученицы Ванибару следует сделать исключение. Хотя бы потому, что он сам сделал бы его, – прямо сказала Виржиния Лео. Кризо вздохнул и неожиданно быстро согласился.
– Возьмешь список заданий. Сдашь экзамен по всем билетам. Только тогда поверю, что ты достойная ученица Ванибару и я имею право выдать тебе диплом дальнелетницы.
– Спасибо! – Танри чувствовала себя победительницей. – Спасибо!
– Выпускной курс сдает в конце недели, – предупредил Кризо.
Девушка была готова его расцеловать. Да! Она все сдаст!
На пороге учебного корпуса ее остановила загорелая женщина, на вид чуть старше Вирии, в зелено-коричневом простом платье. Светло-русые блеклые волосы были заплетены в тугую косу и на старинный манер обернуты вокруг круглой головы.
– Ты Танри, сестра Арвисо? – Ее голос был спокоен, но девушка сразу насторожилась от затаившегося в нем металла.
– Да, я, – летчица тоже собралась и внутренне подготовилась отразить удар. – Что угодно?
– Ничего, – отозвалась женщина. – Просто хотела взглянуть, ради кого отдал жизнь мой сын.
Точно! Арви вчера ходил к ней, отнес кое-какие вещи Бингара. Танри струсила, да и не до того было. Она до сих пор не могла оправиться от увиденного в длинном доме, от участи родной сестры. А теперь гибель командора поглотила ее полностью.
– Простите, что не пришла. Не хотела расстраивать вас еще больше, – неудачно соврала она.
