Его ладонь забралась под одежду и невесомо провела по внутренней стороне бедра, послав сладкую дрожь по телу. Этот поцелуй отвлек меня, и Марк словно воспользовался этим. Он повел выше пальцы, отвлекая от активных действий, а после слегка прикусил мочку уха. Тело горело пламенем, отзываясь на каждую ласку, а этот укус просто добил мое самообладание. Я жадно вцепилась в его плечи и не сдержала томного стона.
— В прошлом, Машенька? Ты сама в этом уверена? — горячий шепот прямо в ухо посылает сотни мурашек по телу. Буквально кожей ощущаю, как он победоносно и насмешливо ухмыляется.
Меня словно окатывает ушатом ледяной воды. Упираюсь ему руками в грудь и с силой отталкиваю. Он просто решил доказать себе, что это не так? Покуражиться и бросить? Отомстить? От горечи стало нечем дышать, словно грудь сдавили железным обручем, а после вышвырнули в воду и оставили тонуть.
Не обращая внимания на непонимающе смотрящего Марка, я быстро оправила на себе платье и подхватила сумку. Внутри все дрожало от обиды и злости. Даже больше на себя, чем на бывшую любовь. Что на меня нашло? Это взрослый и уже совершенно чужой мне мужчина. А у меня жених, свадьба и отец, который точно не обрадуется тому…
— Маша, что происходит? — сильная рука Краева перехватывает меня за запястье. Он прерывает мои лихорадочные размышления, резко разворачивает к себе и смотрит… Нехорошо смотрит, с непониманием и злостью.
— Между нами все кончено уже давно. Не надо подходить ко мне больше, чем на два метра, — отвечаю я твердо. Да. Так правильно, так нужно. И так Марк и его семья останутся в безопасности, как и раньше.
— Почему? — спрашивает он, а после на его лице мелькает осознание. Мужчина зло смеется, — ах да, я забыл. Сын простого рабочего недостоин встречаться с дочерью Комарова.
— Отпусти! Мне больно, — безуспешно пытаюсь выдернуть перехваченную Марком руку, но он сжимает ее еще сильнее. Сейчас лучше вообще не возражать.
— Только я ведь давно не простой мальчик. У меня есть хороший бизнес с оборотами, начинающимися от пары десятков миллионов в год. Как считаешь, этого хватит, чтобы купить разрешение на твое тело у папочки?
После этих полных ненависти слов, я застываю на месте. Не знаю, почему, но выражение лица Краева за секунду меняется и от отвращения не остается и следа. А я ощущаю, как со щек сходят краски и в груди становится сиротливо-холодно после жестоких слов.
Руку даже не приходится вырывать — хватка Марка ослабляется и он отпускает ее сам.
Как бы я хотела влепить ему пощечину за это оскорбление! Да и сам Краев точно ее ждал. Вот только… не за что было ее давать. Разве только что он озвучил не ту правду, в которой я боялась сама себе признаться? Разве отец не продал меня выгодно за возможность слияния фирм и производств в огромный холдинг-монополист? И та же самая участь ждала Таю…
Делаю шаг к двери, даже не замечая, что в глазах стоят слезы.
— Маша… — он произносит мое имя с сожалением и раскаянием, будто просит прощения за сказанное. Мне становится его так жаль… Моего первого, лучшего, преданного — он ведь был для меня самым родным когда-то. И не виноват во всем, что произошло.
— До встречи на работе, Марк Захарович, — отвечаю я. Голос почти не дрожит и это моя победа.
В горле комок, я ничего не вижу от слез, когда шатаясь иду по длинному коридору к лестнице. Вдох-выдох, считаем: раз-два-три. Так меня учили, каждый день, каждый раз, когда случались срывы. Справляться со своей болью и не показывать ее никому. Потому что я — Маша Комарова и я сильнее всех.
Даже если я сама в это ни капли не верю.
Глава 11. Марк
Когда я увидел эту горькую пустоту в глазах Маши после своих слов, захотелось только одного — прострелить себе голову. Или провалиться на месте. Потому что смотреть в наполненные слезами глаза было невыносимо.
Когда-то я поклялся сам себе, что никогда не причиню моей девочке вреда, не посмею ее обидеть и не дам в обиду другим. Но сегодня сам же нарушил эту клятву. Пожалел после, жалею теперь, но ничего уже не исправишь и обидные слова не вернешь. Во мне кипела злость. С момента нашей встречи, когда я понял, что она не помнит меня, что у нее есть другой, что ее жизнь отлично протекает и без меня. За меня говорила моя ненависть, а совладать с этим чувством было сложно.
И только сегодня, когда я не сдержался, понял, насколько ошибся. Маша несчастлива, потеряна и точно не знает, что делать дальше. Словно передо мной стояла не красивая юная женщина, а знакомая маленькая девочка с обреченным печальным взглядом, до смерти запуганная жестоким родителем.
И я ее обидел. Не просто задел, а попал в самую больную точку. Ее, беззащитную девушку.
Чертов придурок! Гребаный циничный идиот!
Внутри кипит злоба, но уже на себя. Разъедает внутренности, словно ядовитая кислота, мешает сосредоточиться. Я отлично знаю себя — пока не выплесну раздражение и ярость, не успокоюсь. Поэтому набираю Игоря.
— Дуй в зал, — без приветствия говорю ему.
— Твою мать, Краев! Ты видел, сколько времени? Какой зал в такую рань! Нормальные люди спят еще! — недовольно возмущается друг.
— Поэтому я и звоню тебе, — хмыкаю в трубку. — Давай через час, жду.
Перед тем как завершить разговор, Игорь выдает пару сочных ругательств о том, какой я нехороший человек и куда мне следует идти. Но я знаю, что в зале он появится. С самого детства мы ходили в одну и ту же секцию бокса, а когда спорткомплекс выкупили, я лично проспонсировал обустройство зоны единоборств и боксерского клуба. Чем лично я всегда пользовался на полную — как главного мецената меня свободно пускали в этот зал в любое время.
Если у мужчины проблемы в бизнесе или жизни, то лучший способ спустить пар — размять кулаки. И лучшим спарринг-партнером для меня всегда оставался Игорь. Когда ты давно знаешь слабые и сильные места человека, любой бой проходит гораздо жестче, чем с самым опытным и подготовленным спортсменом.
— Перед работой в зале драться не лучшая идея. Придешь с фингалом, потом твои сотрудницы выдумывать начнут, с кем же подрался босс, — скалится Игорь, появляясь в зале ровно через час. Я опередил друга только на пять минут.
— Их это точно не касается. Да и кто сказал, что синяки будут у меня? Ставлю сотню на то, что избитым сегодня будешь ты, — подначиваю его и неторопливо переодеваюсь в спортивную форму.
— Нашел информацию о ней, — бросает как бы между делом Игорь, перематывая бинты на руках.
Молчит, ждет моей реакции. Не удерживаюсь от едкой усмешки. Не думаю, что услышу что-то новое, но киваю — пусть расскажет.
— Она Никольская сейчас, но не замужем. Пока, во всяком случае, потому что жених есть, — друг с преувеличенным вниманием поправляет повязки.
— Это я и так знаю уже. Только с чего вдруг ее родители решили сменить ей фамилию?
